Владимир Кузьмищев - Тайна жрецов майя

Но сохранились высеченные на камне иероглифические надписи как в самом Храме надписей, так и в склепе и на плите — крышке саркофага. К тому же на плите изображен персонаж, весьма похожий на реконструкцию маски из нефрита, покрывавшей лицо умершего, а на самом краю крышки выведены те же таинственные знаки…

18 апреля 1943 года, 9 часов 30 минут утра…

После двух напряженных часов полета лейтенанту военно-воздушных сил США Лафьеру кабина его П-38 казалась невыносимо тесной.

9.35… Прошло еще пять мучительных минут. Наконец на горизонте появились туманные очертания земли. Судя по времени полета, это Бугенвиль — крупнейший из Соломоновых островов. Уже можно различить пологий конус вулкана со странно звучащим названием «Вагана».

Самолет летит низко, почти касаясь крыльями плавно бегущих ему навстречу гигантских валов Тихого океана. Он не один, их шестнадцать американских истребителей. Они летят тремя группами, соблюдая четкий строй и полнейшую радиотишину.

9.37… Напряжение нарастает. Остров почти рядом, но где она, та «дичь», ради которой американские «охотники» поднялись ранним утром со своей базы на острове Гуадалканал? Специально для сегодняшней встречи на базу срочно доставили подвесные баки для дополнительного запаса горючего — они почти вдвое увеличивают радиус действия П-38. Впрочем, даже с этими баками самолетам будет не так-то уж просто дотянуть назад, до Гуадалканала…

Два часа полета, два часа абсолютной тишины, если, конечно, не считать рева авиамоторов. Но кто услышит его в открытом океане? Другое дело — радиоголос самолета, однако передатчики всех шестнадцати П-38 молчат.

9 часов 40 минут… Как томительно медленно тянется время и как неудержимо быстро приближается земля, захваченная японскими солдатами! Неужели напрасно спешили сюда шестнадцать американских самолетов? Неужели встреча не состоится?

Но «дичь» оказалась на редкость точной и по-военному пунктуальной: ровно в 9.40 в поле зрения американских летчиков оказались два японских двухмоторных бомбардировщика и шесть истребителей сопровождения!

Японцы также заметили противника и бросились к острову. Его широкие песчаные пляжи казались для них единственным спасением. Теперь все решали не минуты и даже не секунды…

Лафьер поймал на прицел своего П-38 бомбардировщик цвета хаки, когда тот уже был над островом. Что за дьявольщина: в пулеметных башнях нет стрелков! Они пусты! Никто не помешает расстрелять эту беззащитную машину! Очередь! Еще одна, еще… Бомбардировщик прижимается почти вплотную к макушкам высоких деревьев. Кажется, что они кланяются ему, словно приглашая отдохнуть на зеленом ковре леса, с виду таком мягком, безобидном. Пули Лафьера рвут изящный сигарообразный фюзеляж; они ползут по крылу, подбираясь к правому мотору…

Взрывная волна подбросила машину Лафьера. Он видел, как запылал лес, принявший в свои смертельные объятия японский бомбардировщик.

Между тем лейтенант Барбер прорвался через заслон истребителей и пристроился в хвост ко второму бомбардировщику, покрытому камуфляжными разводами. Японец стремительно приближался к широкой полосе прибрежного пляжа, но еще стремительнее бежала за ним по воде сплошная цепочка всплесков, пока, наконец, не настигла спасающийся бегством самолет…

Ликующие П-38 взмыли высоко в небо.

Когда на острове Бугенвиль удалось погасить пожар, вызванный взорвавшимся над лесом бомбардировщиком, японские солдаты бережно извлекли из обломков самолета безжизненное тело, сжимавшее своими обуглившимися руками меч самурая. Через несколько дней тело вместе с мечом доставили в Токио.

Кем он был? Почему прямо из Вашингтона был послан приказ на маленький остров в юго-западной части Тихого океана, по которому в воздух поднялись шестнадцать боевых машин, чтобы попытаться любой ценой уничтожить этого человека?

По мнению многих буржуазных ученых-исследователей минувшей войны, погибший был «лучшим морским стратегом второй мировой войны», и, если бы не его гибель, неизвестно, как бы сложилась для англо-американских вооруженных сил гигантская морская битва с японцами на Тихом океане. Остается только назвать его имя: 18 апреля 1943 года у острова Бугенвиль погиб главнокомандующий императорским флотом Японии адмирал Ямамото.

Вселенная — йок каб (буквально: над землей) — представлялась древним майя в виде расположенных друг над другом миров. Прямо над землей находилось тринадцать небес, или тринадцать «небесных слоев», а под землей скрывались девять «подземных миров», составлявших преисподнюю.

В центре земли возвышалось «Первоначальное дерево». По четырем углам, строго соответствовавшим странам света, росли четыре «мировых дерева». На Востоке — красное, символизирующее цвет утренней зари. На Севере — белое; быть может, в памяти людей сохранился когда-то виденный их предками, пришедшими с севера, белый цвет снега? Черное дерево — цвет ночи — стояло на Западе, а на Юге росло желтое — оно символизировало цвет солнца.

В прохладной тени «Первоначального дерева» — оно было зеленым — разместился рай. Сюда попадали души праведников, чтобы отдохнуть от непосильного труда на земле, от удушливого тропического зноя и насладиться обильной пищей, покоем и весельем.

Древние майя не сомневались, что земля была квадратной; в крайнем случае — прямоугольной. Небо же, словно крыша, покоилось на пяти подпорках — «небесных столбах», то есть на центральном «Первоначальном дереве» и на четырех «цветных деревьях», росших по краям земли. Майя как бы перенесли планировку своих древних общинных домов на окружавшую их видимую вселенную, смоделировав ее в своем сознании по образцу и подобию того, что в далекие времена было конкретной реальностью. По-видимому, и центральное «Первоначальное (мировое) дерево», бывшее в понятии майя началом всех начал, имело не менее реальную и вполне земную «модель» — центральный столб наиболее примитивных и древних жилищ с круглой планировкой.

Удивительнее всего то, что представление о тринадцати небесах возникло у древних майя также на материалистической основе. Оно явилось непосредственным результатом длительных и весьма тщательных наблюдений за небом и изучения в мельчайших, доступных невооруженному человеческому глазу подробностях движения небесных светил. Это позволило древнейшим астрономам майя, а скорее всего еще ольмекам в совершенстве усвоить характер перемещений Солнца, Луны и Венеры по обозримому небосклону. Майя, внимательно наблюдая за движением светил, не могли не заметить, что они перемещаются не вместе с остальными звездами, а каждое своим собственным путем. Как только это было установлено, естественнее всего было предположить, что у каждого светила имелось свое «небо» или «слой неба». Более того. Непрерывные наблюдения позволили уточнить и даже конкретизировать маршруты этих передвижений в течение одного годового пути, поскольку они действительно проходят через вполне определенные группы звезд. Звездные маршруты Солнца майя разделили на равные по времени их прохождения отрезки. Оказалось, что таких отрезков времени тринадцать [7] На древнем Востоке астрономы выделили 12 созвездий — знаков Зодиака. , и в каждом из них Солнце находилось примерно двадцать дней. Тринадцать двадцатидневных месяцев составили солнечный год. У майя он начинался с весеннего равноденствия, когда Солнце находилось в созвездии Овна.