Александр Пертушевский - Генералиссимус князь Суворов

Таким образом предположения Суворова были отвергнуты, ибо писал он их под одним углом зрения, а в Вене их читали под другим. Это доказывается изложением причин: из них можно согласиться только с одной, о невозможности согласования подробностей.

Те 4 дня, которые Суворов провел в Милане, казались ему преступным бездействием. Он, не ожидая инструкции, продолжил военные действия, и 20 апреля двинул войска к р. По. Из письма к Разумовскому из Милана, видно, что уже ощущались препятствия к быстрому движению войск из-за нераспорядительности австрийского интендантства: "Быстрота столь велика, что задние российские войска еще к нам не поспели, но еще и тут мешает провиянт по томным здешним обычаям".

Оставляя Милан, Суворов рассчитывал встретить нового противника - генерала Макдональда, который шел из южной Италии и, по слухам, был уже близко. Главная союзная армия двигалась к Пиаченце и Парпанезе для переправы через По. Вукасович был выдвинут к Буфалоре, принц Роган и полковник Штраух прикрывали тыл действующей армии и её сообщения с тирольским корпусом, находясь у озера Комо и в Вальтелине. Во всей армии под началом Суворова было почти 100,000 человек, но больше половины находилось позади, для блокады и осады крепостей, занятых французами, и для содержания гарнизонов. Ход военных действий приходилось ставить в зависимость от соображений австрийской политики.

Войска выступили из Милана 20 апреля; к ним присоединилась русская дивизия Ферстера. На следующий день колонна Розенберга расположилась на По, против Парпанезе, а Меласа - у Казаль-Пустерленго. Авангарды обеих колонн начали в тот же день переправляться. Понтонов было мало, требовалось набирать суда из окрестностей. Ушло 4 дня на устройство моста в Пиаченце, а в Парпанезе пришлось от него отказаться.

Разнеслись слухи, что Макдональд далеко и что французы оставили даже Тортону, крепость по правой стороне По, имевшую важное значение. Суворов тотчас же изменил планы. Части австрийцев, переправившихся на судах у Пиаченцы, приказано идти к Парме и Модене для наблюдения Макдональда, русским войскам двинуться к Павии, Вукасовичу наступать за Тичино. Не став ждать устройства мостов ниже устья Тичино, Суворов велел строить еще один выше, в Мецано-Корти. В 3-4 дня по прибытии на По видна путаница в распоряжениях главной квартиры, чему способствовало частое отсутствие главнокомандующего и иногда на довольно большое расстояние. Съездил он, между прочим, и на поле знаменитого сражения под Павией, где французский король Франциск I потерпел поражение и попал в плен в 1525 году; был и в монастыре, где содержался король. Любознательность его проявлялась в Италии не в первый и не в последний раз, так как он был в стране великих военных столкновений.

Мост у Мецано-Корти строился, но Суворов велел Багратиону переправиться еще выше, где ходил паром, и идти на разведки. Багратион переправился, пошел к Тортоне, наткнулся на небольшой неприятельский отряд и, исполняя приказ не завязывать дела, отошел к Вогере. Туда же тронулись австрийские войска по мосту у Пиаченцы, а Розенберг двинулся дальше Павии, к Дорно. Армия расположилась по обе стороны По, связью служили мост у Мецано-Корти и паром у Червезино. Суворов хотел занять позицию между Моро и Макдональдом, но не знал расположения неприятеля. Колебался и Моро, по крайней мере первое время. Часть войск он направил к Валенце и Александрии, с другой сам двинулся к Турину. Здесь он разрешил выдать жителям оружие из арсенала для обороны против союзных войск, а они обратили его против французов. Вспыхнули восстания и в других местах; пришлось отряжать войска, дробить силы, увеличивать гарнизоны крепостей. Оставив в Турине 3,400 человек, Моро занял 26 апреля важную стратегическую позицию между Валенцей и Александрией. Отсюда он мог действовать по обоим берегам По, успеть к Турину раньше Суворова и грозить его тылу, если бы тот двинулся на Макдональда.

В этот день Суворов прибыл в Вогеру. Час спустя приехал туда великий князь Константин Павлович, посланный Государем начать боевое поприще в школе Суворова. Великому князю едва исполнилось 20 лет и, при своей пылкости и горячности он требовал надзора, иначе мог и себя и других ввести в беду. Он бледнел при одном суровом слове своего отца , но тут, в армии, тяжелой руки, которую он постоянно чувствовал над собою в Петербурге, не было. Неудобство присутствия Константина Суворов ощутил в скором времени.

Великий князь ехал в армию под именем графа Романова. В Вене он был принят блестящим образом и пробыл там около двух недель, в продолжение которых не прерывалась цепь парадов, смотров и празднеств. Не раз торопил его Дерфельден, говоря, что фельдмаршал, начав военные действия, поведет их безостановочно, и великий князь рискует ничего не застать. Константин приехал в Верону 24 апреля. На другой день сдалась на капитуляцию Пескьера; сюда он въехал с первыми австрийскими войсками. К вечеру 26 числа он был в Вогере и тотчас поехал со своими спутниками к Суворову. Суворов, одетый в кителе, с каской на голове и с подвязанным глазом, выскочил из другой комнаты, подошел к великому князю, поклонился ему об руку, т.е. как бы желая поцеловать его руку, и сказал: "Сын нашего природного Государя!" Константин Павлович обнял его и спросил, что сделалось с его глазом. "Ах, Ваше Высочество, вчера проклятые немогузнайки опрокинули меня в ров и чуть всех моих косточек не разбили". Потом он подошел к свите великого князя, стоявшей в ряд и, обратившись к Константину Павловичу, сказал: "не вижу". Великий князь понял и стал представлять всех поименно. Первым стоял Дерфельден, старинный приятель и сослуживец Суворова, один из лучших русских генералов, которого Суворов любил и ценил очень высоко. Дерфельден был прислан в Италию не только как попечитель великого князя, но и чтобы принять корпус Розенберга, если Суворов признает нужным того сменить, как неспособного. Мало того, Дерфельден предназначался заступить место самого Суворова, если бы фельдмаршалу "приключилось какое несчастие". Великий князь произнес имя Дерфельдена; Суворов открыл глаза, обнял Дерфельдена, перекрестился, поцеловал у него на груди орденский крест и сказал: "Нам должно Его Высочество, сына природного нашего Государя (поклон Константину Павловичу об руку), беречь больше своих глаз, потому что у нас их два, а великий князь здесь один". Затем Константин представил Суворову остальных, и все разъехались по домам.

Наутро Суворов приехал к великому князю в полной форме австрийского фельдмаршала, в сопровождении всех чинов главной квартиры, и представил строевой рапорт о войсках. Великий князь пригласил его в кабинет, долго с ним беседовал наедине и когда вышел в приемную, представил князя Эстергази, сопровождавшего его из Вены. Суворов сказал Эстергази: "Прошу донести императору, что я войсками Его Величества очень доволен; они дерутся почти так же хорошо, как и русские". В этот же день Константин отправился в русский лагерь у Дорно и остался при главной квартире Розенберга.