Александр Пертушевский - Генералиссимус князь Суворов

Суворов получил известие, что французы оставляют Валенцу и отступают, а в Тортоне ожидают подкрепления из Генуи. Известия были ложные, потому что Моро занял позицию между Валенцой и Александрией. Суворов, уже вводимый в заблуждение слухами, поверил и теперь, приказав на 27 число Розенбергу занять авангардом Валенцу; Багратиону обойти Тортону и отрезать её от Александрии и Генуи; Карачаю подкрепить Багратиона; прочим австрийским войскам идти к Тортоне.

Шателер подошел с передовыми частями австрийских войск к Тортоне 28 числа, при помощи жителей выломал ворота и овладел городом, но 700 французов заперлись в цитадели и открыли сильный огонь из 70 орудий. Осадных орудий не было; пришлось терпеть и выносить огонь, ограничиваясь блокадой цитадели.

Авангард Розенберга под началом генерала Чубарова не нашел на реке перевозных средств: все истребили или забрали французы. Суворов приказал удвоить усилия и увеличить отряд Чубарова; он так был убежден, что французы оставили Валенцу, что назначил Чубарову по занятии этого пункта идти к Александрии.

Розенберг придвинулся ближе к своему авангарду. Чубаров выбрал переправу у Борго-Франко, в 7 верстах ниже Валенцы. Здесь лежит остров, отделенный от неприятельского берега узким рукавом, переходимым вброд; к нему стали с нашей стороны устраивать паром. Для отвлечения внимания французов, Чубаров отрядил 2 батальона к Валенце, а казаки Семерникова и человек 30 егерей переправились на островок вплавь, перешли другой рукав и заняли деревню Басиньяну. Но стали подходить французы. Русские по малочисленности не могли удержать деревню и после небольшой перестрелки отошли на остров. Стало ясно, что тот берег По занят силами французов и Валенца ими не очищена. Получили известие, что Моро не в Турине, а у Александрии. Суворов изменил распоряжения; он решил собрать силы у Тортоны и атаковать неприятельскую позицию за р. Танаро. Розенбергу велено присоединиться к прочим войскам.

Для исполнения, Розенберг сделал у Камбио разведки и узнал, что там переправы нет. А у Борго-Франко уже действовал большой паром, и Розенберг решил переправиться здесь, не подозревая, что находится напротив неприятельской позиции. 30 апреля войска Чубарова медленно переезжали на пароме к острову, а Розенберг стягивал силы к переправе. В этот день Суворов прислал второе приказание, за ним последовало и третье, чтобы "спешить денно и ночно".

Моро, видя переправу русских у Басиньяны, принял это за демонстрацию, маскирующую сосредоточение сил союзников у Тортоны, оставил против Чубарова часть сил, а прочие направил на позицию у Бормиды, впереди Александрии. Розенбергу донесли, что французы двинулись к Александрии, и он решил продолжать переправу. Утром 1 мая авангард Чубарова был на острове, тут же находились великий князь и Розенберг. Константин Павлович предложил Розенбергу начать переправу с острова на тот берег. Розенберг отвечал, что отряд слишком слаб и лучше подождать, пока подойдут войска. Константин Павлович вспылил и дозволил себе едкое замечание, что Розенберг привык служить в Крыму, где было гораздо спокойнее и неприятеля в глаза не видали. Слова великого князя оскорбили старого служаку, у него не достало характера, и приказание к наступлению было отдано. Авангард Чубарова двинулся вброд, по пояс в воде; подошедшая часть Розенбергова корпуса начала переправляться на остров.

Русские двинулись по дороге к Валенце и атаковали встреченного в нескольких верстах неприятеля. На подмогу скоро прибыли еще две роты; в голове их великий князь бросился в атаку. Успех был полный, но непродолжительный. Стали возвращаться французские войска, шедшие к Александрии; прискакал сам Моро и послал за подкреплением. Русский отряд всего из 2500 человек отступил, но держался в ожидании подкрепления. Подмога не шла, потому что адъютант Суворова, примчавшийся к Розенбергу с приказаниями, остановил переправу и велел идти назад батальонам, кои успели перейти на правый берег. Чубаров держался с трудом, великий князь сам поскакал за подкреплением. Три батальона и две роты подошли к полю сражения и возобновили бой. Новых подкреплений не было, беспорядок был полный, руководства не было. Число французов росло с каждым часом. Они грозили обоим флангам русских, но упорство русской пехоты было так велико, что французы разбивались о русские батальоны, как волны об утесы. Однако всему есть предел. На горах показались новые французские колонны, и пришлось уступить поле боя во избежание большей беды. После 8-часового боя началось отступление, но войска все-таки остановились перед Басиньяной и до ночи отбивали атаки.

Затем началось постепенное отступление. Жители Басиньяны, недавно встречавшие русских приветственными кликами, теперь стреляли по ним из окон. Русские, преследуемые французами, перебрались на остров, но крестьяне при паромной переправе перерезали канат, и паром унесло течением. Прошло немало времени, пока его поймали, исправили и пустили для перевозки раненых. Суматоха на острове была ужасная, особенно у переправы; лошадь великого князя испугалась и занесла его в реку, но казак Пантелеев вовремя бросился на помощь и вывел его на берег. Всю ночь производилась перевозка на пароме раненых, всю ночь русские держались на острове под огнем французских орудий и отражали попытки неприятеля перейти рукав вброд.

Несчастное дело при Басиньяне стоило русским больших потерь. Убитых, раненых и попавших в плен насчитано почти 70 офицеров (один генерал) и до 1,200 нижних чинов; в руках французов осталось 2 русские орудия, завязшие на пашне. У неприятеля выбыло из строя до 600 человек, в том числе один генерал. Русский офицер на другой день бежал из плена на французской лошади, казачьи посты спасли его от погони. Суворов велел возвратить французам лошадь.

В ночь после этого дела, с 1 на 2 мая, Суворов получил о нем известие и тотчас послал Розенбергу приказ - идти куда велено раньше, приписав: "не теряя ни минуты немедленно сие исполнить, или под военный суд". Но до главной квартиры доходили тревожные донесения с казачьих постов о движениях французских войск, слышны были выстрелы, а войска Розенберга у назначенных для них переправ не показывались. Суворов стал сомневаться в благополучном возвращении корпуса Розенберга и двинул ему на выручку войска к Камбио. Но это оказалась ненужным: скоро Розенберг показался у Камбио, и неприятель не преследовал его, оставаясь два дня в бездействии.

Это была первая крупная неудача союзников. Раздраженный Суворов написал сгоряча донесение Государю, выставляя опрометчивость Константина Павловича и указывая, что поведение его противоречит дисциплине. Донесение это он сразу не отправил, а раздумывал и советовался. Когда оно было отправлено, Суворов стал жалеть, что поторопился, послал курьера вдогонку за первым и когда получил обратно бумагу, разорвал ее и успокоился. Но он не хотел оставить несчастный случай без внимания, и потребовал великого князя к себе. Чувствуя вину и желая отсрочить неприятность, Константин послал одного из своей свиты, Комаровского, отговорившись, что прибудет сам вместе с войсками. Суворов встретил того грозно, упрекал, что он с товарищами допустил великого князя до опасности быть убитым или попасть в плен, обещал заковать их и отправить с фельдъегерем в Петербург. Немного успокоившись, Суворов спросил, как велик конвой великого князя, нашел, что недостаточен, велел выделить часть своего при надежном штаб-офицере и приказал Комаровскому отправиться с новым конвоем навстречу великому князю.