Александр Пертушевский - Генералиссимус князь Суворов

Едва показались его люди на склонах утесов позади туннеля, французы пришли в смятение и второпях стали разрушать мост. Большая арка была крепче, чем малая береговая, и принялись за последнюю, что было сподручнее, потому что она находилась на французской стороне. Передовому французскому отряду пришлось думать о спасении; часть его успела перебраться на левый берег, а другая осталась на правом отрезанной. Передовой русский батальон, заметив у французов суету, атаковал, прорвался через Урнер-Лох и бросился на отрезанных французов в штыки. С противоположного берега открылся по нем огонь, но слабый. Французы передового отряда частью были переколоты или сброшены в реку, искали спасения, прыгая с утесов и пытаясь перебраться по руслу, что удалось немногим. Пушку они сбросили в реку. Русские кинулись к мосту; главная арка осталась нетронутой, но вместо второй арки зиял широкий провал. К этому времени переправившиеся вброд на французскую сторону войска прошли по горным высям левого берега и начали спускаться к мосту. Они представляли внушительную силу, потому что с ними случайно сошелся тут генерал Каменский, получивший еще с вечера приказ перебраться через хребет Бетцберг и следовать за Лекурбом для обхода Урнер-Лоха и Чертова моста. Французы отступали, русские под началом Каменского их преследовали. Кроме того, по общему плану похода, австрийский генерал Ауфенберг, спустившись с Дисентиса долиной Мадеран, занял Амстег на Рейсе, выбив оттуда незначительный французский отряд, и очутился в тылу у французов. Лекурб заставил Ауфенберга отойти по Мадеранской долине, но австрийцы все-таки сохраняли угрожающее положение.

Как только французы ретировались от моста, русские разобрали ближний сарай, притащили бревен и досок, перекинули их через провал и стали укреплять чем попало; майор князь Мещерский 1-й отдал для этого свой офицерский шарф, а за ним и другие офицеры. Храбрецы стали переходить, помогая друг другу; некоторые оборвались и расшиблись, другие были убиты или ранены, так как отступающие французы обстреливали мост. Переправа требовала много времени, сборный отряд Каменского был французам опаснее. Приступили к основательной поправке моста, и в 5 часу дня колонна русских войск двинулась вперед.

Армия продолжала наступление, но продвигалась медленно, задерживаемая разными препятствиями, преимущественно мостами. Четыре раза перебегала дорога с одного берега Рейсы на другой; все 4 моста неприятель старался испортить, но при спешном отступлении это ему удалось только отчасти. Однако все-таки требовались работа и время, так что в этот день Суворов едва успел подвинуться от Госпиталя на 12 верст. В Гешенене присоединился Каменский. Ночью пришли в Вазен и осталась до утра. 15 сентября войска поднялись в 5 часов и продолжали путь; в авангарде шел Милорадович. Он бросился к Амстегу и благодаря быстроте предупредил новую остановку: Лекурб едва успел зажечь мост, как нагрянули русские, затушили огонь, перебрались по тлевшим бревнам и выбили французский арьергард из деревни, после чего отряд Ауфенберга присоединился к русской армии. Суворов дошел по Рейсе до речки Шахен, с узкой и длинной долиной, тянувшейся вправо. Тут Лекурб занял позицию, имея в тылу Альторф. Мосты были сняты, дорогу обстреливала артиллерия. Силы Лекурба состояли из 6,000 человек, и корпусу Розенберга не потребовалось больших усилий, чтобы заставить французов покинуть позицию и ретироваться на Флюэлен и Зеедорф, после чего Лекурб расположил войска за левым берегом Рейсы и там остался, сняв мосты.

Около полудня русские заняли Альторф и нашли небольшой продовольственный магазин, что было как нельзя кстати.

По прибытии в Альторф Суворов наткнулся на первые ошибки своего плана. За Альторфом, во Флюэлене, кончалась дорога, и дальнейшее сообщение производилось исключительно водой, а так как уже несколько месяцев водным путем владели французы, то Суворов в Альторфе был приперт к стене. С левой стороны озера были две тропки, но такие, что проводники рекомендовали их разве для смелых альпийских туристов. Правый берег еще хуже: две тропинки из Шахенталя через снеговой хребет Росшток в Муттенскую долину, по которой есть сообщение со Швицем. Эти тропы доступны в позднее время года разве что охотникам за сернами, привыкшим с малолетства карабкаться по горным ребрам. Они не только не входили в расчеты австрийского штаба, но о них там не подозревали, а Суворов узнал о них в Альторфе, когда пришлось искать выход из безнадежного положения.

В продовольствии была крайняя нужда; во вьюках оставалось немного, но они сильно отстали, и часть их погибла в пропастях. О Линкене не было известий, вдобавок пошла молва об упорном бое накануне на Линте. Суворов положил - не отступать от плана, который служил и основанием для операций Линкена, Иелачича, Готце, Корсакова, а согласно с ним двинуться к Швицу. Суворов выбрал тропу, которая ведет к д. Муттен прямее. Тропа эта, по словам экспертов,была худшей из двух. Люди были измучены 7-дневным непривычным походом, обувь разорвана, провиант израсходован. Вьючный скот, особенно казачьи лошади, обезножили. Сам Суворов болен, слаб физическими силами. Он однако не изменил ни себе, ни своему доверию к войскам, возлагая на них новое испытание, даже меру которого нельзя было определить. Высказанный им несколько лет назад афоризм: "где прошел олень, там пройдет и солдат" должен был осуществиться.

В 5 утра 16 сентября войска Суворова тронулись в трудный поход. Впереди шел Багратион, за ним Дерфельден, потом Ауфенберг. Розенберг прикрывал тыл, а арьергард его держался у Альторфа, пока пройдут все отставшие вьюки.

По мере подъема, тропинка становилась уже и круче, а на голых скалах вовсе пропадала. Приходилось двигаться гуськом, по голым камням, скользкой глине, рыхлому снегу. С утра опять начался дождь, и если стихал, то люди, двигаясь на высоте облаков, все равно промокали насквозь густом тумане. Дул резкий ветер, ноги и руки коченели. Почти невозможным делалось движение ночью, когда не видно ни зги, и силы солдат отказывались служить. Части войск останавливались на привал, где встречались площадки, но леденящий ветер гулял, пробирая насквозь, а голая высь не давала ни прутика для огня. Обувь, особенно офицерская, в несколько часов совсем сбилась и пришла в негодность, у иных отодрались подошвы. О приспособлениях, вроде сандалий с железными шипами, не было и помину, ибо не было ни времени, ни опыта. Нечем было подкрепить силы: вьюки с провиантом тянулись сзади. Иные раздобылись прежде картофелем или сыром, но это все уже вышло, да и большинство солдат ели сыр лишь в крайности, считая его гнилью. Офицеры и генералы бедствовали чуть ли не больше, и солдаты им помогали, чем могли: чинили обувь на привале, делились харчами из последних скудных остатков. Милорадович на биваке съел у одного солдата спеченную из альторфской муки пригорелую лепешку, очень ее похвалил, поблагодарил хозяина и прислал ему взамен небольшой кусочек сыра, - половину всего, что имел сам. Солдат не взял сыру, а вместе с другими своего десятка или капральства составил складчину, по сухарику с брата, и все это с кусочком сухого бульона, взятого с убитого французского офицера, отнес в узелке к Милорадовичу, который поблагодарил и принял.