Александр Пертушевский - Генералиссимус князь Суворов

Существует свидетельство одного из участников похода, что русские отдавали предпочтение пути на Сплюген, Кур и Сарганс, но австрийцы предложили идти через в долину Рейсы. Русские, не зная местных условий в подробности, не могли оспаривать австрийское предложение и согласились. Римский-Корсаков говорит в мемуарах, что Суворов впоследствии признавал ошибочность плана, объясняя, что был введен в заблуждение союзниками и диспозиция была составлена одним из австрийских офицеров его штаба. Кроме того, он писал после Швейцарской кампании эрц-герцогу Карлу, что принял план "больше по доверию, чем по убеждению". Некоторые прямо указывают на Вейротера, как на автора проекта, говоря, что Суворов доверял ему и потому одобрил план, приказав сделать изменения: исключить меры на случай отступления и отказаться от коммуникационной линии с тылом в виде цепи отрядов. Суворов объяснил, что русские не знают ни горной страны, ни постовой войны; в мелких отрядах они легко могут быть отрезаны, и коммуникация с тылом будет уничтожена, а главный корпус ослаблен.

Кроме того, план Вейротера отвечал военным принципам Суворова: кратчайший путь к конечной цели, отрицание полумер, решительность действий. Еще из Асти он сообщил о швейцарском походе Штрауху, Готце и Линкену, знакомым с краем, требуя их замечаний; два первые дали предложения, и Суворов поручил Вейротеру включить их в план.

Неужели австрийцы до такой степей были незнакомы с театром кампании, что направили Суворова на худшее решение не ведомо для себя? Как ни странно, приходится это признать. В защиту их может быть приведено, что в плане упоминается про "весьма дурные горные дороги" в долине верхней Рейсы; что в донесении Готце говорится вскользь о движении Ауфенберга через Альторф в кантон Швиц "по пешеходной тропинке"; что у Суворова были свои понятия о качестве дорог и возможности движения по ним. Однако, каким образом запланировано движение по берегу Люцернского озеру, если там было только водное сообщение? Как могло проскочить в диспозицию: "Колонна выступает из Альторфа до Швица и идет тот же вечер 14 миль далее", когда "далее" нет дороги? Это была или высшая степень небрежности, или полное незнание.

На всем лежит печать рока. Суворов, в силу обстоятельств, слишком положился на других. А ведь он сомневался в исходе кампании, что обязывало его к большей осмотрительности, тем паче, что австрийцы неоднократно его подводили. И если всё это не служит ему оправданием, то по крайней мере объясняет неожиданную развязку.

Принятый план не приводил еще к бедственному результату, если бы был выполнен без потери времени, но и тут была неудача. Когда русские выступали из-под Тортоны, Суворов просил у Меласа для горного похода мулов, которых тот имел достаточно для русской армии. Но Мелас дал их только под горную артиллерию, а в остальных отказал, уверяя Суворова, что мулы будут ожидать в Белинцоне прихода русских. Суворов рассчитывал подойти к у 6 сентября и 8 предпринять атаку неприятельской позиции, а потому форсированным маршем прибыл 4 числа в Таверну. Но тут из 1430 мулов не было ни одного. Суворов был в негодовании. Великий князь посоветовал взять под вьюки казачьих лошадей, так как в Швейцарии большое число конницы было бы в тягость, и спешенные казаки были более полезнее, чем конные. Казачьи лошади по качествам далеко не подходят к мулам и в горной войне их заменить не в состоянии, но выбирать было не из чего. Стали делать на скорую руку подобие вьючных седел и собирать по окрестностям мешки, ибо австрийское провиантское ведомство не заготовило ровно ничего. Сначала хотели взять под вьюки 2500 казачьих лошадей и 5000 мешков, но для сокращения задержки ограничились 1500 лошадей и 3000 мешков. Вейротер торопил австрийских провиантских чиновников, рассылал по окрестностям казаков. Суворов писал Меласу, доносил в Вену, в Петербург. Францу он донес, что сделал 8-дневный поход в 6 дней совершенно напрасно и "решительные выгоды быстроты и стремительности нападения потеряны для предстоящих важных действий". Павлу он писал, что время проходит, а австрийцы обманывают "двусмысленными постыдными обнадеживаниями" и что положение его корпусов может "сделаться весьма опасным". Ростопчину сообщалось, что "пришли в Белинцону, но нет лошаков, нет лошадей, а есть Тугут, и горы, и пропасти".

Мелас оправдывался, сваливал вину на провиантмейстера, обещал с него взыскать, уверял в своем уважении и преданности. Прибыло несколько сот мулов, но они были законтрактованы только до Белинцоны. Пришлось уговаривать погонщиков остаться при армии на весь поход. Спустя два-три дня прибыло еще несколько сот. Работа кипела днем и ночью, но дело усложнилось с другой стороны.

В конце августа французская дивизия крайнего правого фланга провела демонстрации; принц Роган и Гадик отступили, Мелас забил тревогу. Суворов двинул казачьи партии, якобы подкрепляя Штрауха и Рогана, и распустил слух, что пойдут в Швейцарию не раньше 20 сентября, и даже отдал приказ по войскам. В тревоге и неустанных трудах прошло 5 суток - потеря невосполнимая. 8 сентября Розенберг выступил к Белинцоне, где должен был ждать приказаний. Суворов собрал в Таверне военный совет для утверждения диспозиции к нападению на , а 10-го утром тронулся с корпусом Дерфельдена. Грузы и полевая артиллерия шли другими путями.

Немногим русским удалось испытать на Кавказе то, что предстояло, большинство привыкло к действиям на равнинах. Недостающие войскам сведения Суворов изложил в наставлении, касающемся как походных движений, так и боя, и приказал объявить по армии. Он не забыл и австрийцев, напомнив им о необходимости держать силы в совокупности, собирать верные сведения о неприятеле и всем отрядам находиться в постоянных сношениях. Он выразил Готце и Линкену пожелание, чтобы войска чаще упражнялись в действии холодным оружием, а для обучения приказал Корсакову командировать офицеров.

Французы тоже готовились к встрече в Швейцарии с новыми врагами, по крайней мере директория советовала это Массене. Помимо "северных варваров, полудикарей" и других эпитетов, которыми она маскировала свои опасения, они заявили, противореча самой идее послания, что французские войска в Италии привыкли и уже не боятся русской пехоты. Все это сопровождало внушение, что, как ни полезно наступление французов правого фланга против австрийцев, гораздо важнее победа над русскими, дабы поддержать дух войск. Массену предостерегают, что, действуя против русских, следует принимать самые обдуманные предосторожности, бить массами, сохранять резерв, потому что новый противник отличается стремительностью в натиске и стойкостью в огне. Массена ободрил войска приказом по армии; он выразил уверенность, что французы одержат верх и оправдают свою старинную славу в штыковом бою, но предупреждал, что русские действуют штыком гораздо лучше австрийцев.