Александр Пертушевский - Генералиссимус князь Суворов

В начале сентября турки появились в огромных силах: около 170 судов оцепили часть Крымского полуострова, крейсировали у берегов и скоплялись вблизи наших укреплений. Суворов усилил цепь пикетов по берегу и ввел в Крым через Перекоп резервный корпус; отряды стали маневрировать по берегу соответственно с демонстративными движениями турецких судов. Турки просили дозволения сойти на берег для прогулки; им было отказано дружески, но твердо, под предлогом карантинных правил, так как корабли прибыли из мест, зараженных чумой. Турки просили позволения налиться пресной водой и запастись дровами, но и эта просьба отклонена в вежливой форме под предлогом чумы и засухи, вследствие которой мы сами в воде нуждаемся. После этого турецкий флот отплыл к Константинополю.

Румянцев по поводу довольно многочисленных случаев обращения мусульман в христианство писал Потемкину: "Татары и турки в немалом количестве прибегают к источнику вечной жизни, и я желаю, чтобы равноапостольный Суворов их жажду утолил, а Гассан-бея к пресной воде не пускал".

На долю Суворова досталось еще одно трудное дело: выселение христиан из Крыма. Надо было на случай неудачи переселить находившихся там христиан, преимущественно греков и армян. В их руках находились промышленность, садоводство и земледелие горной полосы, что составляло знатную долю доходных статей хана. А хан был человек ненадежный; обеспеченный в средствах, он мог изменить России. Следовало поставить его в зависимое положение. С другой стороны, было выгодно заселение приазовского края колонией трудолюбивых, промышленных людей. Крымские христиане были обременены до последней степени ханскими поборами, и предоставление им на новом месте налоговых льгот должно было их склонить в пользу задуманной русским правительством меры. Суворов связался с греческим митрополитом. Тот признал переселение возможным; требовалось переселенцам пособие в переезде и перевозке имущества и разные льготы на новом месте. Суворов представил Румянцеву подробные соображения. Нужны были 6,000 воловьих подвод, покупка у переселяемых неудобоперевозимой части имущества, постройка домов на новых местах, защита христиан от ханского гнева, продовольствие в пути на счет казны и др.

В июле началось переселение. Хан пришел в бешенство: подрывался авторитет его власти, её полное бессилие, отбирался важный источник дохода. Тщетно удостоверяли его, что русское правительство назначит ему равносильное вознаграждение. Факт действительно был очень резок. Хан прервал сношения с Суворовым и резидентом и выехал из Бахчисарая в лагерь. Со своими советниками он решил ходатайствовать в Петербург об отмене переселения, а Суворова просить об отсрочке исполнения на 25 дней. Суворов отказал, так как многие христиане уже изготовились к отъезду. Татары пытались сделать возмущение, отговаривали христиан от переселения, прибегали к побоям. Суворов принял меры, держал войска наготове, не допускал татар до скопищ. У выходящих христиан он приказал снимать хлеб под квитанции; заготовил путевое довольствие; под переселенцев употребил вначале казенные обозы и офицерские повозки, в ожидании 6000 подвод от азовского губернатора. Видя, что ничего не помогает, хан отказался от управления делами, сеял между татарами раздражение против русских, распускал слухи, будто наши войска готовятся к избиению магометан и вошел с Суворовым в переписку, полную колкостей, доходивших до оскорблений. Суворов не стерпел и дал Шагин-гирею отпор, но в форме приличной и не враждебной. Волей-неволей хан должен был подчиниться. Мы видели, как тяжела была Суворову обуза - вести дипломатические переговоры. В Крыму это усугублялось тем, что с нецивилизованным правительством и народом надо было держаться европейских приёмов. До какой степени это удручало Суворова, видно из его переписки с Потемкиным. Он был подчинен Румянцеву, а не Потемкину, и писать к Потемкину ему не подобало. Но желание поддерживать связь с таким могущественным лицом, как Потемкин, перемогло, тем паче, что он опасался не угодить Румянцеву и хотел заранее себя выгородить. В июне и июле он пишет самому Потемкину об операции переселения, советует ею поторопиться и непременно кого следует вознаградить. Затем бомбардирует письмами Потемкинского секретаря П. П. Турчанинова, с которым находился в добрых отношениях. Суворов говорит, что боится Румянцева за операцию с христианами; опасается, как бы тот не обнес его в Петербурге, хотя дело идет своим чередом, несмотря на споры, затруднения с подводами, недостаток денег, что все его сотрудники переболели горячкой и он сам, Суворов, ныне ею захворал. Настаивая, чтобы христиан непременно вознаградить как следует, он говорит, что и влиятельных татар надо дарить; "Казы-гирей ласкается; детина добрый, весельчак, никогда денег ни полушки; просил в долг 500 рублей, я обчелся, прислал 600, был очень рад... Деньги, деньги, деньги; сочтетесь после, убыток будет не велик; ой, голубчик, тяжко, денег нет; рад бы все мои деревни заложить, - некому".

Затруднения не уменьшались. В августе Суворов пишет Потемкину, что одно время христиане отказались переселяться, ибо таможенные откупщики перещупывают все имущество, даже до икон; но откупщикам заплачено 5000 руб., дабы не щупали; что всяческие угрозы множатся на подобие лая пса. В сентябре Турчанинову вариации на ту же тему: что находится в когтях ханского мщения; что в начале операции, по подговору татар, с полдюжины христиан протестовали против переселения, и теперь, при конце дела, повторилось то же самое со стороны полудюжины других семей. Румянцев недоволен, разжигаемый ханом, через последнего передает строгое запрещение насильственного вывода христиан, когда ни один казак с плетью ни за кем не гонялся. "Строгость сия постигла меня уже по выводе христиан; ну, а если б прежде, - сгиб бы Суворов за неуспех... От фельдмаршала глотаю я что дальше, то больше купоросные пилюли". Ко всем этим неприятностям присоединились и семейные: "я болен и жена 8-й месяц в постели; снова напала на нее жестокая горячешная лихорадка. Из двух зол принужден я избрать легчайшее; на сих первых днях едет она к Полтаве. Дочь же почти еще в горшей опасности. Если Бог даст благополучно, надо бы мне к жениным родинам (в ноябре) на краткий час приехать к ней"."Дела мне здесь скоро не будет; вывихрите меня в иной климат, дайте работу; или будет скучно, или будет тошно... К половине января дайте работу... свеженькую".

Во второй половине сентября переселение окончилось. Выселено свыше 31000 душ; Греки большей частью поселены между реками Бердой и Калмиусом, по р. Соленой и азовскому прибрежью. Армяне близ Ростова и вообще на Дону. Румянцев доносил Императрице, что "вывод христиан может почесться завоеванием знатной провинции". Спустя больше полугода, когда дело было уже почти сдано в архив, Суворов все еще чувствовал на себе гнет нравственной обязанности по отношению к переселенцам и писал к Потемкину: "крымские переселенцы претерпевают в нынешнем их положении многие недостатки; воззрите на них милостивым оком, так много пожертвовавших престолу; усладите их горькое воспоминание". Волнения в Крыму улеглись, но наступило тревожное время на Кубани. Еще в апреле, через несколько дней по отъезде Суворова в Крым, горцы сделали вторжение. Суворов приписал этот случай послаблению службы на линии и счел нужным назначить туда нового начальника, генерал-майора Райзера. Бог знает, почему он выбрал человека, который уже успел заявить в Крыму свою неспособность; может быть из недоверия к оценке князя Прозоровского. Райзер прибыл на место и в скором времени напортил. Вопреки запрещению наступательных действий с нашей стороны за Кубань, Райзер снарядил экспедицию, сжег одно селение и избил всех его жителей. Через месяц один из его подчиненных сделал новый поиск за Кубань. Вслед затем Райзер оскорбил одного из ногайских султанов, которому в виде удовлетворения Суворов принужден был подарить 3000 рублей.