Александр Пертушевский - Генералиссимус князь Суворов

Суворова вынесли в поле и сделали ему перевязку. Послано было донесение. От Попова получено письмо с соболезнованием. Суворов поручил написать благодарственный ответ; написано было, что обошлось без большого для него вреда, кроме малых на лице знаков и удара в грудь. Суворов прочел и приписал: "ох, братец, а колено, а локоть? Простите, сам не пишу, хвор".

Осада шла черепашьим шагом; Потемкин все ждал обстоятельств, хотя на них и так нельзя было пожаловаться. Турки, сберегая снаряды, стреляли редко; делали частые вылазки. Они очень страдали от канонады, частые пожары опустошили город, сгорел большой провиантский магазин. Но Потемкину все что-то мешало: то Гассан-паша с флотом, который "прилип к нему как банный лист", то буря, то третье, то четвертое. Гассан тем временем подкрепил очаковский гарнизон 1500 человек и в начале ноября ушел с флотом.

Стояла глубокая осень. Прежде в лагере и главной квартире кипела жизнь: многочисленное общество, приезжие дамы, пиры и балы, привозилась гонцами редкостная провизия к столу Потемкина. Дело не двигалось, но жилось весело. Теперь и это миновало: ненастная погода разогнала одних, долгое ожидание развязки - других. Потемкин с каждым днем становился угрюмее и мрачнее. Мокрая холодная осень сменилась лютой зимой, которая осталась в памяти народной как очаковская. Кругом тянулась голая ледяная степь, по которой разгуливали снежные бураны; снега выпали чрезвычайно глубокие, морозы за 20°. Солдаты коченели в землянках, терпя страшную нужду в самом необходимом, лошади тоже.

В крепостных верках были огромные повреждения, как бы приглашавшие к штурму, но Потемкин продолжал осаду, которую Румянцев язвительно называл осадой Трои. Смертность развилась чрезвычайная, от одной стужи убывало по 30-40 человек в день; во время посещения Потемкиным лагеря, солдаты взяли смелость лично просить его о штурме, но и это не подействовало. Наконец между всеми чинами армии пошел глухой ропот.

Лишь дойдя до безысходного положения, когда отступление, невозможное нравственно, сделалось почти невозможным и физически, вследствие совершенного израсходования главных жизненных потребностей, Потемкин решился на штурм, назначив его на 6 декабря. После такой цепи тяжких испытаний штурм был кровавый, беспощадный. Он продолжался всего час с четвертью, при морозе в 23°. Очаков стал громадной свежей могилой. Население Очакова, считая с гарнизоном, было 25000 человек, в том числе 15000 под ружьем. Убито и умерло от ран 9500 и более 4000 взято в плен. Грабеж продолжался трое суток, согласно данному заранее войскам обещанию. С русской стороны число убитых и раненых определяется различно; по наиболее умеренному счету оно доходило до 2800 человек. Но это лишь незначительная доля той, которую причинила продолжительная осада со всеми лишениями. Здоровыми осталась едва четверть людей, а кавалерия потеряла почти всех лошадей.

Императрица в это время была нездорова; она выздоровела от радости. Награды были щедрые. Потемкин получил давно желанный им Георгий 1 класса с бриллиантовой звездой, шпагу, усыпанную бриллиантами и 100000 рублей. В представлении к наградам был и Суворов. Потемкин дал такую аттестацию: "Командовал в Кинбурне и под Очаковым, во время поражения флота участвовал не мало действием со своей стороны". Его же отметка: "перо в шляпу". Суворов получил бриллиантовое перо с буквой К.

Взятием Очакова кончились действия русской главной армии в 1788. Немного было сделано при средствах, которые имел Потемкин, но все же больше, чем австрийцами. Командующий их левым флангом принц Кобург боялся наступательных действий, приводя в резон, что после долгого мира в австрийской армии не осталось людей, которые умели бить турок. Как и Потемкин под Очаковым, он хотел принудить Хотин к добровольной сдаче и провозился с этою крепостью до средины сентября и удовольствовался капитуляцией, достойной смеха. Этим и ограничились его военные действия. В других местах дела шли еще хуже. Собрав без малого 300000 человек, из коих половина была в главной армию императора Иосифа, австрийцы довольствовались занятием ничтожной крепостцы Шабац, начали осаду Белграда, но потом сняли ее. Турки перешли в наступление на корпус Вартенслебена и разбили его на голову. Император Иосиф двинулся на выручку; на ночном переходе войска перепутались, бросились вразброд, открыли пальбу по несуществующему неприятелю; свита императора разбежалась, оставив его одного. Эта жалкая армия была тоже разбита.

Украинская армия выполнила свою задачу. Румянцев не допустил турецких подкреплений ни к Очакову, ни к Хотину и тем способствовал их покорению. Самый даровитый из военачальников тогдашней войны представлял собой мертвый капитал, который не умели или не хотели использовать.

Суворов жил и лечился в Кинбурне, потом переехал в Херсон и затем в Кременчуг. При этих переездах он не мог и не желал миновать Потемкина, озабочиваясь своим будущим, но это ни к чему не повело. В одном из писем своих Суворов говорит, что ему тогда готовилась "Уриева смерть". Хотя Потемкин не отличался злопамятностью, но на этот раз было слишком глубоко задето его властительное самолюбие.

Не много было сделано в кампанию 1788, но следующий год открывался при еще менее благоприятных политических усложнениях. Война со Швецией, навязанная сумасбродством шведского короля, задержала в Балтийском море флот, назначенный против турок и оттянула часть сухопутных сил. Англия и Пруссия пытались втянуть в войну еще и Польшу. Россия делала уступки Польскому правительству, чтобы отсрочить разрыв. "Пакости поляков вытерпеть должно до времени", писала Екатерина Потемкину в октябре 1789. Дипломатическая переписка Пруссии имела вызывающий характер. Несмотря на всё это, Императрица оставалась тверда, и, вопреки советам Потемкина, не поступалась ничем существенным, сохраняла самообладание и держалась прежней политики.

Окончив кампанию 1788, Потемкин поехал в Петербург и был принят с триумфом, в котором благосклонность Государыни играла гораздо большую роль, чем его заслуги. Действовало тут и соображение: всходила новая звезда, Платон Зубов, и следовало успокоить старого любимца. После непрерывной цепи празднеств, всеобщего славословия и поклонения, в начале мая 1789 Потемкин отправился к армии.

Екатеринославская армия была укомплектована до 80,000 человек, Украинская - до 35,000. Первая должна была занять линию по Днестру, вторая - прикрывать операции первой и держать связь с австрийцами, которые хотели переправиться через Дунай и занять Белград. Турки рассчитывали выставить против австрийцев сильный корпус, а с двумя армиями наступать на Бессарабию и Молдавию.