Елена Майорова - В огне революции [Мария Спиридонова, Лариса Рейснер]

В Кремле Спиридоновой отвели две хорошие комнаты, пищу приносили с кухни СНК, доставляли разную литературу, письма, папиросы. Где-то рядом находились Мстиславский и Измайлович. Марусе была даже разрешена встреча с однопартийцами А.М. Устиновым и А.Л. Колегаевым, не принимавшими участия в мятеже. Попытка Устинова «переубедить Спиридонову» и уговорить ее отказаться от политической деятельности закончилась неудачей.

Спиридонова — пламенный оратор, пассионарный лидер — заключена в Кремле, партия левых эсеров переживает тяжелые времена. Об осуждении действий ЦК ПЛСР заявил ряд местных левоэсеровских организаций. Казалось бы, игра проиграна, надо покориться и выторговать выгодные условия капитуляции. Но нет! Из Кремля неукротимая Маруся пишет открытое письмо «Центральному Комитету партии большевиков», в котором обвиняет их во всех грехах — от ошибочности и вредности политики до «измены принципам социализма и интернационализма», ругает большевистских вождей, называя Троцкого «шкурником» и «обозником». «Ваша политика объективно оказалась каким-то сплошным надувательством трудящихся… Вы или не понимаете принципа власти трудящихся, или не признаете его… Именем рабочего класса творятся неслыханные мерзости над теми же рабочими, крестьянами, матросами и запуганными обывателями. Ваши контрреволюционные заговоры, кому бы они могли быть страшны, если бы вы сами не породнились с контрреволюцией». Бесстрашная женщина объясняет, что левые эсеры не ставили своей задачей свержение большевиков. Целью был «теракт мирового значения, протест на весь мир против удушения нашей Революции; не мятеж, а полустихийная самозащита при аресте». Она осуждает большевистский террор — террор победителей и оправдывает террор эсеров, террор угнетенных, стремящихся к свободе.

I Совет ПЛСР (август 1918 г.) одобрил действия ЦК ПЛСР, избрал в качестве Временного исполнительного органа партии Центральное бюро и санкционировал уход ПЛСР в подполье.

20 июня одиночкой Семеновым был убит 27-летний Моисей Маркович Володарский, комиссар по делам печати, пропаганды и агитации в первом правительстве большевиков. Талантливейший пропагандист и оратор, он не имел даже законченного гимназического образования, но твердо проводил большевистскую линию. В действиях Володарского преобладал беспощадный комиссарский принцип, при нем резко возросло количество закрытых «неправильных» газет, журналистское инакомыслие нещадно каралось. В убийстве подозревали эсеров, но от этого теракта, не санкционированного ЦК, партия эсеров отмежевалась. Тем не менее, на заседании Петроградского совета 22 июня 1918 года Зиновьев говорил: «Мы не знаем, кто убийца, но было бы желательно, чтобы из числа эсеров никто не присутствовал на погребении».

Имя мало кому известного молодого партийного функционера впоследствии обрело новую жизнь в именах многочисленных, названных в его честь, поселках, улицах, заводах. Даже исторический Литейный проспект был переименован в проспект Володарского.

Все ждали, что это убийство станет поводом для репрессий против «чуждых элементов», но количество экзекуций почти не увеличилось. Человеком, который в июне 1918 года предотвратил в Петрограде развертывание красного террора после убийства Володарского, стал М. Урицкий.

6 июля во время белогвардейского восстания был убит комиссар Ярославского военного округа С.М. Нахимсон. Но и его смерть не повлекла значительных последствий.

30 августа 1918 года бывший юнкер Михайловского артиллерийского училища, Леонид Канегисер застрелил председателя Петроградской ЧК Моисея Урицкого По собственному его признанию, он решил отомстить Урицкому за гибель своего друга — офицера Перельцвейга, расстрелянного по приговору ЧК. И хотя юноша Канегисер принадлежал к сомнительной в глазах большевиков партии эсеров, в это можно поверить, поскольку Урицкий не отличался какой-то особенной жестокостью. Напротив, он протестовал против садистских методов допроса в ЧК, чем вызвал специальное решение фракции коммунистов конференции ЧК (12 июня 1918 г.), предложившей «ЦК партии отозвать т. Урицкого с его поста в Петроградской чрезвычайной комиссии и заменить его более стойким и решительным товарищем, способным твердо и неуклонно провести тактику беспощадного пресечения и борьбы с враждебными элементами, губящими советскую власть и революцию».

В.П. Зубов, директор Гатчинского музея, с 1922 года эмигрант, вспоминал: во главе Петроградской ЧК «находился недюжинный человек, товарищ Урицкий. Короткая встреча, которую я тогда имел с ним (он вскоре был убит юным идеалистом Канегиссером) не была слишком понятной, но, оставаясь объективным, я должен сказать, что моим впечатлением было, что предо мной человек глубоко честный, до фанатизма преданный своим идеям и обладавший где-то в глубине души долей доброты. Но фанатизм так выковал его волю, что он умел быть жестоким. Во всяком случае, он был далек от того типа садистов, что управляли чекой после него».

Несмотря на полученные известия о теракте, в Москве не ужесточили меры безопасности. В тот же день на заводе Михельсона было совершено покушение на Ленина. По официальной версии, в вождя стреляла инвалид, малоподвижная, полуслепая эсерка Фанни Каплан, отбывавшая вместе со Спиридоновой каторгу. Это покушение — дело загадочное и трагичное, организаторы и многие участники его до сих пор неизвестны.

Правда о покушениях на Ленина, наверно, не откроется никогда. Первое — неудачное, при котором был ранен был Фридрих Платтен — произошло 1 января 1918 года. По одной из версий, его организовал князь Дмитрий Иванович Шаховской, который, находясь в эмиграции, взял вину на себя и признал выделение на эту цель пятисот тысяч рублей. Возможно, в деле был замешан один из бывших министров Временного правительства, кадет Н.В. Некрасов. Этот случай весьма скупо освещен в источниках. Солдат Спиридонов доложил об участии в заговоре против жизни лидера большевиков сразу после своего вовлечения.

О покушении на Ленина, совершенного Фанни (Дорой) Каплан, сведений имеется гораздо больше, но они противоречивы и сомнительны. И тогда, вслед за событием, высказывались разного рода сомнения в правдоподобности происшедшего, и в наше время оно расценивается неоднозначно. Кроме официальной версии бытовало мнение, что посягательство на жизнь вождя было инсценировкой. Как сообщали «Известия ВЦИК» (03.09.1918 г.), «следы от пули на пиджаке не совпадали с ранениями на теле». Выдвигалось также предположение, что покушение — происки германской разведки, которая отомстила за убийство посла Мирбаха. Бывший начальник Центрального летучего боевого отряда партии эсеров Семенов в 1922 году признавал, что покушение — дело рук правых эсеров. В период сталинских репрессий организаторами покушения были названы Троцкий и Бухарин, якобы вступившие в сговор с эсерами. В качестве возможных исполнителей теракта в разное время с разной степенью обоснованности назывались Лидия Коноплева, эсер-боевик рабочий Новиков, бывший левый эсер, боевик Протопопов, эсер, георгиевский кавалер Мартьянов и пр.