Елена Майорова - В огне революции [Мария Спиридонова, Лариса Рейснер]

В это время в Советской России обычным делом стали аресты, высылки, расстрелы, приговоры о которых выносились революционными трибуналами и коснулись всех политических противников РКП(б) — меньшевиков, эсеров, кадетов, священнослужителей. Но советское правительство еще не готово было рискнуть пойти на массовый расстрел виднейших представителей русской интеллигенции.

Лев Троцкий убедил Ленина заменить физическое уничтожение всех инакомыслящих представителей российской интеллектуальной элиты на изгнание. Известны его слова: «расстрелять их не было повода, а терпеть было невозможно». По сути, он спас жизнь многих представителей отечественной интеллигенции, организовав «Философский пароход». Так называли два немецких судна — Oberburgermeister Haken и Preussen — на которых была осуществлена масштабная высылка неугодных. В сентябре и ноябре 1922 года в немецкий Штеттин был доставлен выкинутый из Петрограда цвет русской интеллигенции. Такие же рейсы отправлялись из Одессы и Севастополя, а с вокзалов в сторону Польши уходили поезда с теми, кто не принял власть Советов и сейчас «вырвались живыми из могилы». В их число входили инженеры, экономисты, врачи, писатели, журналисты, юристы, философы, преподаватели: Н.А. Бердяев, С.Л. Франк, И.А. Ильин, С.Е. Трубецкой, Б.П. Вышеславцев, М.А. Осоргин, Н.О. Лосский, Л.П. Карсавин, И.И. Лапшин, А.А. Кизеветтер, П.А. Сорокин, Ф.А. Степун, С.Н. Булгаков и многие другие.

«Люди прощались со своими библиотеками, со всем, что долгие годы служило им для работы, без чего как-то и не мыслилось продолжение умственной деятельности, с кругом близких и единомышленников. Для многих отъезд был настоящей трагедией, — никакая Европа их манить к себе не могла; вся их жизнь и работа были связаны с Россией связью единственной и нерушимой».

Пагубные последствия высылки предвидел Максим Горький: «Страна, лишившись своей интеллигенции, двигается вспять…», «… без творцов русской науки и культуры нельзя жить, как нельзя жить без души».

Все, кому не удалось бежать за границу или на юг, теперь служили на разных должностях — иначе ждала голодная смерть или тюрьма с тифом. Должности были приличные и неприличные, но последние тоже пустовали недолго. На них люди, имевшие прежде почтенную репутацию, не только служили, но и выслуживались. Каждый день сообщалось новое: такой-то общественный деятель публично признал свои ошибки и поступил в Комиссариат внутренних дел, такой-то писатель стал сотрудничать с «Известиями», такой-то профессор всячески превозносит Луначарского. При этом выходцы из «рабоче-крестьянской бедноты» на работе оказывались не лучше, а хуже, чем буржуазные элементы. Оказалось, кухарка не умеет править государством.

Как реагировали на новости из России Раскольниковы, неизвестно. Но остались свидетельства очевидцев, будто уже вернувшись в Москву, Лариса с высокой трибуны, как всегда, темпераментно, заявляла, что тем, кому жизнь в СССР не нравится, лучше убраться за границу.

Устроенный размеренный быт и покой все больше тяготили Ларису, Раскольников стал неимоверно раздражать. Лариса никогда не отличалась долготерпением. Весной 1923 года супруга посла уехала из Афганистана под уважительным предлогом — «выцарапать всеми силами из песков» своего мужа. Раскольников остался в Кабуле, надеясь в скором времени вновь встретиться с любимой женой. В. Шаламов, всегда восхищавшийся Ларисой, драматически описывал ее путешествие: она «бежала, бежала по горным рекам, через ущелья, скакала в горной ледяной гератской воде. В Ташкенте пересела на скорый поезд «Ташкент — Москва». На самом деле супруга посла вполне легально отправилась в Россию в сопровождении специально выделенных людей. Одновременно в Кабул в советское посольство, благодаря дружеским связям с семьей Рейснер, для работы переводчиком прибыл недавно женившийся и «умиравший в Питере с голоду» Сергей Колбасьев.

И вдруг 4 сентября Раскольников получил из Москвы письмо от Ларисы с предложением развода. Она ничего не объясняла. Некоторые общие знакомые полагали, что она узнала о причастности своего мужа к аресту и смертному приговору Николая Гумилева.

В. Шаламов, похоже, в равной степени сочувствовал не только жене-беглянке, но и покинутому супругу. «Раскольников сходил с ума, метался в Кабуле. Совсем <���забыв> условия дипломатического этикета, плакал в своем кабинете, писал бесконечные письма. За лето 1923 года их написал, вероятно, больше, чем за всю свою жизнь. Писем десятки, каждое по 60 страниц, написаны крупным, разборчивым, откровенным, прямым почерком. Сначала ему кажется, что Лариса Михайловна ему с кем-то изменила. Но и этого нет. Он не хочет понять самого простого — что любовь кончилась».

Похоже, Лариса окончательно вычеркнула бывшего мужа из своей жизни — как будто его и не было. Некоторым женщинам дана природой такая счастливая способность. В ретроспективе кажется, что «красный адмирал» был ей нужен, главным образом, для самоутверждения, пока где-то рядом существовал Гумилев. Когда же поэта не стало, прошла нужда и в Раскольникове. А он все надеялся на воссоединение, думал, что эта блажь непростой избалованной женщины, в конце концов, пройдет.

«Письма Раскольникова к Рейснер, как бы ни был односторонен их поток, как бы ни велик размер, каждое из этих писем (до 60 страниц с бесконечными постскриптумами — Раскольников в смятении просто не мог остановиться) отнюдь не многословно, там каждое слово выверено логически и этически. Это подробная исповедь большого человека, героя. В этих письмах Раскольников ничего не стыдится, он только гордится, что заставляет себя вывернуть душу. Но остались гордость, самолюбие, весьма (ценная) способность для познания мира. Эти письма должны быть опубликованы, они сами по себе составят важную страницу людей нашей истории, подобно заграничным письмам Ленина к Арманд. Это честная исповедь именно большого общественного интереса. Их польза будет побольше, важнее, чем история любви людей 10-х годов, переписка Шелгунова с Михайловым. Раскольников войдет в историю не только как герой Энзели, но и как автор писем из Кабула», — констатировал В. Шаламов.

Лариса недаром так стремилась в Россию — здесь была ее семья, люди, родные не только по крови, но и по духу. Родители всегда были готовы поддержать свою блистательную дочь. Готов подставить плечо любимый младший брат Игорь (1899–1958), разделявший революционную идеологию семьи. В 1917 году он работал секретарем у широко известного в свое время большевика-организатора, близкого к Ленину, Дмитрия Захаровича Мануильского, в Петроградской думе. Затем трудился в наркомате юстиции и Комакадемии. Не столь яркий внешне, как сестра, он выбрал службу, соответствующую обличью — в 1919–1921 годах — первый секретарь посольства в Афганистане, разведчик и дипломат. В 1923–1925 годах снова на разведывательной деятельности в Скандинавских странах и в Германии. Позднее окончил восточный факультет Военной академии РККА и стал известен как видный востоковед.