Том 5. Литература XVIII в.

Но если Брокес, Гагедорн, Галлер — каждый в отдельности — раскрывают какую — то одну грань в этом процессе формирования поэзии Нового времени, то творчество Гюнтера как бы концентрирует в себе трагические коллизии переходной эпохи, отражает напряженные поэтические поиски в разных направлениях. И может быть, только ранняя смерть помешала ему полным голосом произнести новое слово.

Короткая жизнь Иоганна Кристиана Гюнтера (1695–1723) была очень трудной. Современники не восприняли всерьез его незаурядный поэтический талант. Для коронованных меценатов он был слишком самостоятелен и недостаточно сервилен; поклонники поэзии, воспитанные на художественных образцах XVII в., не понимали его новаторства. Представители утверждавшейся школы разума не прощали Гюнтеру его приверженности к барокко, его фантазии, вольности в языке и стихосложении. Он оказался на стыке двух времен, органически связанных между собой и одновременно противостоящих друг другу по тональности, по мировосприятию и самоощущению человека в его взаимоотношениях с миром. Поэтому Гюнтер разделил судьбу всех художников промежуточного периода: он протянул какие — то, подчас незаметные, но достаточно прочные нити от века уходящего к будущему, которого ему самому не дано было увидеть.

Художественные искания Гюнтера отражены и в жанровом многообразии его поэзии. Он словно пробует свои силы, обращаясь и к типичным жанрам XVII в., и к таким, в которых наиболее полно чувствуется его демократический характер, его тяготение к ясному, общепонятийному выражению мысли и чувства. Он пишет застольные песни, сатиры; большое место в его наследии занимают послания и оды; в его творчестве можно встретить мотивы галантной поэзии и анакреонтической лирики. А «Ода принцу Евгению» по случаю заключенного в 1718 г. мира (между Австрией, Венецией и Турцией) является образцом героической лирики. В отличие от традиционных панегириков Гюнтер придал оде эпическую масштабность, изобразив победу над Турцией как знаменательное событие национальной истории.

В гимназические годы Гюнтер написал драму «Ревность и раскаяние Теодозио» (1715) — произведение, в котором чувствуется рука поэта, а не драматурга. Уже в лирике студенческих лет (проведенных в Виттенберге, 1715—:1717 гг.) заметны поиски собственной, наиболее близкой молодому поэту темы и своего, особого выражения. В его студенческих песнях поражают контрасты тона и настроения: веселая удаль молодости, остро напряженное ощущение жизни, почти ренессансное восприятие плотских радостей. И все это переливается в мысль о скоротечности этих радостей, о неизбежном конце; возникает почти апокалиптический образ смерти. Наследуя традиции барочной лирики, обращаясь к кругу античных образов, наиболее популярных в XVII в., Гюнтер по — своему воспринимает и опыт духовной песни (П. Герхардт), прежде всего мотив погружения в глубины своего «я». Это проявляется у Гюнтера в подчеркнуто личностном характере его творчества. Вместе с тем экспрессивные образы его стихотворений — непосредственная реакция поэта на окружающую жизнь, в которой сталкивалось прекрасное и устрашающее, радость и тоска.

Пребывание в Лейпциге (1717–1718) расширило круг интересов молодого поэта. Он знакомится с трудами философа X. Вольфа, читает античных авторов, переводит Анакреонта и неолатинского поэта XVI в. И. Секунда, пишет сам анакреонтические стихи. Все это накладывает отпечаток на его творчество, но вместе с тем не лишает его самобытности.

Поэтично описание радостей жизни у Гюнтера. Он увлеченно передает игру и фантазию любви — «самого живого чувства» — и лукаво замечает в стихотворении «Свадебная шутка», что любовь для него вовсе не посторонняя тема: он хорошо знает ее нрав и смело может давать советы, как ее завоевать, советы, полные задора.

В декларациях любви у поэта, однако, не просто восторг наивно — мудрого Анакреонта: через обнаженное чувство раскрывается глубокий смысл существования человека, некий невидимый фундамент его жизни. Здесь сочетается осмысление мира в его иррациональной основе и размышления наделенного разумом человека над своим единством с природой, над теми благами, которыми он обладает. Гюнтер как бы начинает сложный мотив, который много позднее, в конце XVIII в., будет подхвачен первыми немецкими романтиками.

Раскованность, внутреннее раскрепощение человека, осознающего и ощущающего свой духовный мир, сквозит во многих стихотворениях поэта, отражается в их тематике, в художественных приемах. Человек у него — частица божественного мира, но частица одухотворенная, которая понимает свою связь с создателем, которая должна верить, надеяться — словом, жить, повторяя своей жизнью все многообразие мироздания в миниатюре. Очень показательно в этом отношении одно из ранних стихотворений Гюнтера, «Вечерняя песнь». Это разговор человека с богом, поражающий исключительной вольностью, но не вольностью безбожника. Перед нами свободная игра ума религиозного в самой основе, растворяющегося в том вечном, что его сотворило, но именно поэтому не знающего никаких преград. Это уже заявляет о себе человеческий разум, хотя и скованный еще старыми догмами.

Правда, барочные мотивы в лирике Гюнтера достаточно сильны и звучат не менее увлекательно, чем новые, еще до конца не определившиеся. Возникает греза усталого путника о покое, томительное стремление к пробуждению человека, как бы придавленного затянувшимся тяжким сном, мечта о прекрасном, которого не обрести в мире неправды и страданий, пока не придет добрая и всесильная смерть и не скажет: «Довольно». Но однажды она придет, и тогда все сбудется:

В мечтах Гюнтера о свершении всего доброго есть и мечта об освобождении в самом конкретном, социальном смысле, правда облеченная в религиозную оболочку. «Наконец, поднимается спаситель, который свергает иго рабства». Демократические настроения поэта проявляются очень явственно. Он остро ощущает несправедливость общественного устройства, болезненно реагирует на контраст между богатством и бедностью, с горечью осознает собственное приниженное положение небогатого и незнатного среди тех, кто ценит только золото. Размышляя об изменчивости женского сердца, он опасается, что соперник может оказаться одетым в дорогой камзол, его удручает, что кошелек перевешивает все другие достоинства. Поэт постоянно помнит о своей нелегкой судьбе, и потому так тяжела была бы для него измена любимой: «Я унижен и беден и всеми оставлен, и так много врагов, которые ненавидят мою правду…». Но «своя правда», что — то сокровенное, для него дороже богатства; он никогда не продаст и не разменяет ее на звонкую монету. Гюнтер откровенно выражает презрение к тому, что в современном ему мире дает силу и власть: «Люблю лишь то, что мне желанно, и звоном кошелька меня не соблазнить». Поэт на своем опыте познал, как безысходна в его время участь талантливого человека. После неудачной попытки обосноваться при дворе саксонского курфюрста он с горечью признавался в послании к своей преданной возлюбленной Леоноре: «Мудрость не приносит хлеба, труд не радует, и гонит нас божий гнев…». Он до конца оставался свободным от презираемых им соблазнов роскоши, с мудрой стойкостью переносил неприятности. Однако они оказались сильнее его. В 1723 г., ослабленный лишениями, тяжело переживая проклятие отца, который отказался от сына — поэта, Гюнтер заболел и умер.