Том 5. Литература XVIII в.

Правительство Екатерины долгое время противилось представлению «Недоросля». После того как другу и покровителю Фонвизина Н. И. Панину через наследника престола, будущего Павла I, все же удалось добиться постановки комедии, отношение Екатерины и правящих кругов к Фонвизину резко меняется: до конца своей жизни автор «Недоросля» ощущал себя с этой поры опальным, гонимым писателем.

«Злонравие» Простаковой воспринимается зрителем и читателем не как следствие того лишь, что ее «ничему не учили», но и как «злонравие», развившееся на определенной исторической и социальной почве, органическое порождение тупого и дикого крепостнического уклада. Митрофан, как это становится очевидным зрителю, со временем неизбежно должен превратиться из лодыря и неуча в такого же «изверга» и крепостника, каковы его мать и дядя.

Имена Простаковой, Митрофана, Скотинина, Кутейкина, Вральмана стали нарицательными. Но наивысшее художественное достижение Фонвизина — образ Простаковой. П. А. Вяземский заметил, что, «как Тартюф Мольера, образ ее стоит «на меже трагедии и комедии»». Безрассудной и уродливой, животной любовью к сыну она сама и губит его, и готовит себе заслуженное наказание, в тяжелую для себя минуту сталкиваясь с его бесчувствием и грубостью. Сложной психологической обрисовкой Простаковой Фонвизин подготовил завоевания Гоголя, Щедрина и других мастеров русской реалистической классики.

По общей драматической структуре «Недоросль» создавался еще в рамках эстетических правил классицизма, осложненных воздействием западной «чувствительной» и мещанской драмы (пьесы Дидро, Лашоссе и др.). В комедии Фонвизина есть и гротеск, и сатирический комизм, и фарсовое начало, и очень много серьезного, такого, что заставляет зрителя задумываться. Всем этим «Недоросль» оказал сильнейшее воздействие на развитие русской национальной драматургии, как и всей «великолепнейшей и, может быть, наиболее социально плодотворной линии русской литературы — линии обличительно — реалистической» (М. Горький). «Комедией народной» назвал «Недоросля» Пушкин.

В годы создания «Недоросля» достигло расцвета и сатирико — публицистическое дарование Фонвизина. В связи с активизацией русской оппозиционной общественной мысли Екатерина II в это время предприняла новую попытку направить ее развитие в соответствующее собственным предначертаниям русло. Императрица выступила в роли руководительницы журнала «Собеседник любителей российского слова» (1783), официальным редактором — издателем которого была стоявшая тогда во главе императорской Академии наук Е. Р. Дашкова. В «Записках касательно российской истории» Екатерина пропагандировала мысль о том, что сущность «древних российских добродетелей» составляют послушание и покорность воле монарха.

В «Собеседнике» был напечатан ряд блестящих образцов сатирико — публицистической прозы Фонвизина. В его «Опыте российского сословника», в самом подборе примеров и их толковании, сказывался язвительный, иронический склад ума Фонвизина («Можно запамятовать имя судьи, который грабит, но трудно забыть, что он грабитель, и само правосудие обязано преступление его не предавать забвению»). Полны едких политических намеков были направленные Фонвизиным издателю «Собеседника» «несколько вопросов, могущих возбудить в умных и честных людях особливое внимание». Фонвизин достиг цели — его вопросы вызвали широкий общественный резонанс. Разгневанная Екатерина обвинила автора в «свободоязычии, которого предки наши не имели».

Репутация «свободоязычия», закрепившаяся за Фонвизиным, была причиной запрещения задуманного им в 1788 г. журнала «Друг честных людей, или Стародум». Предназначавшиеся для этого журнала произведения Фонвизина получили широкое хождение в списках, в том числе «Всеобщая придворная грамматика» — уничтожающая, сатирическая характеристика фаворитизма сановной знати и нравов двора.

В «Друге честных людей» вновь оживают персонажи «Недоросля», причем по сравнению со знаменитой комедией Фонвизина здесь как бы стираются грани между невежественной массой дворянства и его «просвещенной» верхушкой. Знаменательны печальные суждения любимого героя Фонвизина о судьбах «российского витийства», которое достигало бы блистательного развития, если бы отечественным ораторам было «где рассуждать о законе и податях и где судить поведение министров, государственным рулем управляющих».

Замечательным памятником русской публицистической мысли XVIII в. являются заграничные письма Фонвизина 1777–1778 гг. к Н. И. Панину, ярко рисующие голодное и нищее положение французского крестьянства, бичующие жизнь и нравы французского общества предреволюционной эпохи (опубл. 1806 г.). В повести «Каллисфон» (1786), имеющей явный автобиографический подтекст, Фонвизин изобразил горестное положение философа при дворе «просвещенного» монарха — самодержца, окруженного льстецами и фаворитами. Последнее произведение великого писателя — незавершенная исповедь «Чистосердечное признание в делах моих и помышлениях» (конец 80‑х — начало 90‑х годов; опубл. 1798) — первый в русской литературе опыт автобиографии, анализирующей путь нравственного и философского развития автора. Бывший вольнодумец, Фонвизин предстает здесь консерватором и моралистом, раскаивающимся под влиянием болезни и разочарований в грехах своей молодости.

Классицизм на русской почве с момента зарождения был отмечен чертами своеобразия: это особенно ярко проявилось в творчестве Ломоносова с его тягой к барочному гиперболизму, насыщенностью силой и напряженностью мысли и чувства, выходящими за пределы рационализма XVII–XVIII вв. В позднейший период классицизм у Сумарокова приобретает большее родство с другими европейскими национальными его вариантами. Но для Сумарокова не прошло бесследно то, что он творил в XVIII в., в условиях эпохи Просвещения, а не в XVII, во времена Расина и Буало. Просветительские идеалы накладывают на трагедии Сумарокова особый отпечаток: они сохраняют связь не только с традициями школьной драмы, в них чувствуется влияние драматургии Вольтера. Не случаен был и интерес Сумарокова к Шекспиру. И позднее, на каждом этапе развития русского классицизма, с одной стороны, его система осложняется за счет использования новых, нарушавших ее «чистоту» художественных элементов, а с другой — развитие классицизма совершается в напряженной полемике с новыми, противостоящими ему и идущими ему на смену литературными направлениями, подрывающими веру в незыблемость установленных и освященных Буало и другими теоретиками классицизма «вечных» законов и норм поэтического творчества.