Том 5. Литература XVIII в.

Понимание Радищевым исторической роли народа позволило ему, провидя «сквозь целое столетие», предсказать реальную возможность возникновения на развалинах дворянской культуры новой, народной культуры, основанной «великими мужами» иного круга, социальных взглядов и понятий. С верой Радищева в ум, здравый смысл, способность народа к исторической активности тесно связан демократизм его этики и эстетики, отвергающих условные нормы дворянского искусства, находящих в народе, в национальных чертах его характера и его устном поэтическом творчестве подлинный источник здоровой нравственности и красоты.

В русской литературе XVIII в. нет произведения, которое столь глубоко изобличало бы все стороны русской самодержавно — крепостнической действительности, «где две трети граждан лишены гражданского звания и частию в законе мертвы», а одна треть состоит из «зверей алчных, пиявиц ненасытных».

Поразительный по смелости политический памфлет — глава «Спасская Полесть», где в аллегорическом сне Истина открывает глаза властителю, привыкшему к подобострастию и лести придворных, и он видит, кто «первейший в обществе … убийца, первейший разбойник, первейший предатель, первейший нарушитель общия тишины, враг лютейший, устремляющий злость свою на внутренность слабого».

Коллективным многоликим героем книги Радищева выступает народ. Образы крестьян и крестьянок, от крепостного пахаря до крепостного интеллигента, их горестные судьбы рисуются с неизменной искренней теплотой и сочувствием. Писатель стремится не просто изображать человеческие характеры, но показывать их обусловленность внешними обстельствами.

Образы крестьян у Радищева — качественно новое явление в русской литературе, хотя у него еще нет полнокровных индивидуализированных типов.

Выбор Радищевым жанровой формы «путешествия», подсказанный опытом западноевропейского сентиментализма, был обусловлен возможностью посредством рассказа от первого лица пронизать повествование повышенной эмоциональностью. Но, в отличие от Стерна или Карамзина, эта эмоциональность связана у Радищева не с авторской иронией или погружением в мир интимных чувств и переживаний, а с гневной и страстной реакцией на «страдания человечества», понимаемые не абстрактно, а в их конкретном социально — историческом облике. Под «страданиями человечества» он подразумевает прежде всего участь трудового и обездоленного большинства — крепостного крестьянства. Стремление «соучастником быть во благоденствии себе подобных» определяет высокий дидактико — патетический стиль, к которому прибегает автор «Путешествия». Образцом служили ему ораторская проза Ломоносова, сочинения передовых революционных мыслителей, ораторов и публицистов Европы и Америки.

Революционная «чувствительность» Радищева сближает его с сентименталистами. Одним из интересных его повествовательных опытов был «Дневник одной недели» — детальный анализ смены чувств и настроений человека в течение нескольких дней, несущих ему горесть расставания и радость встречи с близкими. Но в «Путешествии» в рассказах о дорожных впечатлениях, наблюдениях и встречах, в стремлении героя беспощадно и трезво обнажать социальные противоречия русского общества, как и в фонвизинском «Недоросле», пробиваются также черты просветительского реализма.

Крупнейший политический мыслитель России своего времени, первый русский дворянский революционер, предшественник декабристов и Герцена, Радищев был также замечательным теоретиком стиха и поэтом — новатором. Его ода «Вольность» была первым классическим памятником русской революционной поэзии. Новаторский для русской поэзии XVIII в. характер имели и другие поэтические опыты Радищева — поэма «Песнь историческая», написанная стихом без рифмы (как и стихотворения «Идиллия» и «Журавли»), незаконченные «песнословие» «Творение мира» и поэма «Бова», подражания античным размерам и строфам (элегия «Осмнадцатое столетие», «Сафические строфы» и др.). В высоко оцененной Пушкиным элегии «Осмнадцатое столетие», созданной незадолго до гибели, Радищев воздвиг замечательный поэтический памятник своему бурному столетию — веку необратимых революционных изменений в социальной, политической и умственной жизни человечества: «Нет, ты не будешь забвенно, столетье безумно и мудро, // Будешь проклято во век, ввек удивлением всех…// Мудрости смертных столпы разрушив, ты их паки создало; // Царства погибли тобой, как раздробленный корабль. // Царства ты зиждешь; они расцветут и низринутся паки».

В первую половину своей литературной деятельности Иван Андреевич Крылов (1769–1844) — впоследствии крупнейший русский баснописец — был завершителем традиций русской сатирической литературы и журналистики XVIII в.

Сатирический журнал молодого Крылова «Почта духов» (1789) был облечен в форму переписки «арабского философа Маликульмулька» с «водяными, воздушными и подземными духами». По глубине философской мысли, дерзости и запальчивости обличения, бескомпромиссной и понятной читателю (несмотря на иносказательную, эзоповскую форму) критике деспотизма Екатерины II, взяточничества, казнокрадства, лицемерия верхов, а также по разнообразию выразительных типов дворянского и бюрократически — чиновничьего общества «Почта духов» — одна из вершин русской сатирической прозы XVIII в. Последователь западноевропейской просветительной мысли, органически объединивший в журнале свое и переводное, молодой Крылов настроен антидворянски. Размышляя об идеале гражданина, приносящего пользу обществу «во всех местах и во всяком случае», где он может ее принести, издатель «Почты духов» полагал, что «учиниться истинно честными людьми» часто гораздо легче могут «мещанин добродетельный и честный крестьянин, преисполненный добросердечием», чем дворянин, умножающий «число бесплодных ветвей своего родословного дерева».

После вынужденного прекращения в августе 1789 г. «Почты духов» Крылов снова вернулся к журнальной деятельности в 1792 г.: совместно с драматургами А. И. Клушиным и П. А. Плавильщиковым и актером И. А. Дмитревским он основал типографию, где начал издавать ежемесячный журнал «Зритель».

Здесь были помещены остросатирические «восточная повесть» Крылова «Каиб» и его гротескно — пародийная «Похвальная речь в память моему дедушке, говоренная его другом в присутствии его приятелей за чашею пунша». В «Каибе» Крылов по примеру Монтескье и Вольтера обратился к форме восточной повести для воссоздания прозрачной сатирической картины русских самодержавных порядков. Полная иронии и сарказма, «Похвальная речь» дополнила богатую портретную галерею, созданную русскими сатириками XVIII в. от Кантемира до Сумарокова, Новикова и Фонвизина, еще одним ярким образом тупого и жестокого помещика — крепостника.