Том 5. Литература XVIII в.

В конце XVIII в. появляются первые произведения видного кхмерского поэта, замечательного мастера стиха Окня Кхлеанг Нонга, сановника и хрониста королевского двора, воспитателя принцев Анг Снгуона и Анг Дуонга. Время и место его рождения неизвестны. Он получил образование в Сиаме, затем вернулся в Кампучию и при нескольких правителях играл важную роль в политической и административной жизни страны. Творчество Нонга конца XVIII в. отражает общую картину литературной жизни страны того периода. Им было созданы в это время «Афористические поучения» («Тьбан сопхиасыт», 1790); написанный на один из сюжетов «50 джатк» стихотворный роман «Совершенство мудрости» («Понняса Сереса» 1797), а также роман «Выбор пути» («Лоуканайапака», 1794), основой которого послужила «Махасутха — джатака» из канонических «10 джатак». Герой этого романа — бодхисаттва — из десяти традиционных буддийских совершенств ищет и находит для себя высшее — мудрость Откликаясь на трудную политическую ситуацию в стране, Нонг призывает к мудрости и гибкости в управлении государством, в этом он видит путь к спасению нации. Но наиболее значительные и интересные произведения созданы им в первой половине XIX в.

В кхмерской литературе XVIII в. наметились тенденции к отходу от канонов классического Средневековья, получившие развитие в начале следующего столетия и реализованные в середине XIX в. в литературе Нового времени.

XVIII век был веком усиливавшегося обособления Нусантары (культурный регион, охватывающий Индонезийский архипелаг и Малаккский полуостров) от внешнего мира, и в первую очередь от мусульманской Индии и Ближнего Востока, игравших главную роль в процессе ее культурного формирования в XV–XVII вв. Это усиление культурной изоляции было связано с экспансией нидерландской Объединенной Ост — Индской компании, боровшейся за монополию в торговле пряностями. Эта борьба толкала чиновников Компании к расширению контролируемых ею территорий в Нусантаре, однако к исходу XVIII в. из всех Больших Зондских островов Компании удалось подчинить только Яву, где их основной некогда соперник — государство Матарам, вконец обескровленное «третьей войной за престолонаследие», распалось на две части: Суракарту и Джокьякарту.

Народы Нусантары — одни в большей, другие в меньшей степени — ощутили, как мир их дрогнул, стал уже и теснее. Меньше всего переменилась, пожалуй, жизнь сельской общины. Зато ощутила пределы своих возможностей местная аристократия с ее политическими амбициями: яванские войны и неудачная попытка бугийских князей установить, опираясь на свои дружины, контроль над берегами Малаккского пролива еще раз показали, что голландцы будут решительно противиться всякой попытке любого индонезийского государства изменить status quo или добиться гегемонии в том или ином районе. Заметно сузилось и поле деятельности поредевшего местного купечества, в первую очередь яванского.

В связи с общей ситуацией уже к концу XVII в. в Нусантаре замедляется процесс исламизации (официально ислам утвердился к этому времени почти на всей Яве, на большей части Суматры, полуострова Малакки и Южного Сулавеси и в прибрежных районах большинства остальных островов Индонезии, а население глубинных районов большинства островов исповедовало культы, в которых сочетались черты политеизма, культа предков, анимизма и т. д.). В то же время активность христианских миссионеров в Индонезии в XVIII в. была сравнительно невелика, так как руководство Объединенной Ост — Индской компании, стараясь избежать лишних трений с местным населением, намеренно сдерживало рвение миссионеров на Яве. Что же касается служащих Компании, они сами заимствовали многие внешние формы индонезийской культуры, и их быт в известной мере стал напоминать образ жизни яванского дворянства.

В политическом и экономическом отношении ущемленные, в культурном отношении предоставленные самим себе, народы Нусантары замыкаются в собственных пределах, обращаются к своим древним традициям, осмысливают и пересматривают накопленные ими за предшествующие столетия культурные ценности. Так, именно в это время, по мнению исследователей, возникло «благороднейшее проявление яванского художественного гения» — знаменитая среднеяванская школа батика, рисунка по ткани, воспроизводящего многообразные формы народного орнамента или сцены из представлений любимого детища индуяванской культуры — кукольно — теневого театра (ваянг пурво). Оживление местных культур идет рука об руку с активизацией местных литературных языков, до известной степени теснящих письменный малайский язык, который в XVI–XVII вв. становился универсальным средством выражения религиозной мысли и литературного вымысла во всей Нусантаре.

Если некоторое обособление индонезийских культур как друг от друга, так и от внешних влияний было характерной чертой XVIII столетия, то балийская культура оказалась в этой ситуации уже в XVII в., когда балийцы, сохранив в массе своей верность «индубалийской религии», в известной мере противопоставили себя принявшим ислам народам Индонезии. Основным литературным ориентиром для балийцев по — прежнему оставалась занесенная туда главным образом в XIV в. древнеяванская литература. Не ограничиваясь подстрочными переводами древнеяванских поэм и популярной практикой их импровизированного парафраза с листа, балийцы начиная с XVII в. все более интенсивно осваивают находящиеся у них в обращении яванские материалы. Произведения яванской литературы перерабатываются, язык их под влиянием родственного балийского языка трансформируется, и в результате возникает своеобразная балийско — яванская литература, которую можно сравнить с литературой на итало — французском наречии, распространенном в Северной Италии в XI–XIII вв. Литература эта в XVIII в. развивается преимущественно при дворе государей Клунгкунга, почитавшихся верховными властителями Бали. Здесь же продолжает развиваться умолкшая было в XIV–XVI вв. литература на балийском языке, которая, однако, испытывала такое значительное влияние балийско — яванской литературы, что провести между ними грань порою представляется невозможным.

При всей проблематичности датировки балийских и балийско — яванских поэм мы можем предполагать, что некоторые из них появились в XVIII в. Героями поэм нередко оказываются знакомые по классической индийской литературе Арджуна, Бхима, Кунти, но сами эти произведения похожи скорее на балийские мифы. Такова, например, написанная не ранее XVIII в. балийско — яванская поэма «Бима на небе», в которой Бима (Бхима) отправляется на тот свет, чтобы спасти от мук своего отца Панду. Путешествие в загробный мир описывается и в некоторых других религиозно окрашенных балийско — яванских поэмах, относящихся, вероятно, к XVIII в.