Том 5. Литература XVIII в.

С процессом эмансипации человеческой личности связано создание в литературах Дальнего Востока впечатляющих женских образов, а также появление замечательных писательниц. Среди последователей выдающегося китайского поэта и новеллиста XVIII в. Юань Мэя было немало женщин. В Корее того времени на родном языке писали главным образом женщины, чьи имена, к сожалению, не сохранились. Великими писательницами по праву называют во Вьетнаме Доан Тхи Дьем и «царицу вьетнамской поэзии» Хо Суан Хыонг.

Литература на китайском письменном языке (вэньянь) также оказывается перед необходимостью перемен. Эти произведения, создававшиеся в разных государствах Дальнего Востока и во Вьетнаме, лишь спорадически становились известны за пределами соответствующих стран. Однако легче всего литературные контакты осуществлялись именно в тех жанрах, которые создавались на этой «дальневосточной латыни». Так, в XVIII в. вьетнамский мыслитель, эрудит и поэт Ле Куй Дон, прибыв с посольством к маньчжурскому двору, обменивался стихами на вэньяне с вельможами двора и с корейским послом, знаменитым ученым и поэтом Хон Гэхи; тот даже предпослал свое предисловие сборнику стихов Ле Куй Дона.

Во всех странах Дальнего Востока произведения на архаизированном китайском языке были наиболее традиционной частью литературы, поскольку они сознательно ориентировались на установленные много веков назад каноны. Но в этих же произведениях порой громче всего звучали гражданские (обличительные и утопические) мотивы, связанные с лучшими традициями конфуцианства. Огромное количество создавшихся в XVIII в. эпигонских сочинений и просто школярских упражнений (умение сочинять стихи было одним из требований на экзаменах для чиновников) не раз высмеивалось самими представителями литературы на китайском письменном языке. «Их подражанья зависти не стоят, они способны вызвать только стыд», — писал, например, Пак Чивон. Государство поощряло эти упражнения, стремилось с их помощью воспрепятствовать новым литературным веяниям. Однако китайская классика недаром в течение веков вливалась животворной силой в творчество дальневосточных народов; она порождала отнюдь не только бесконечные перепевы, более или менее умелые. Пристальное внимание к угнетенному человеку, идущее по крайней мере от танских поэтов (Ду Фу, Бо Цзюй-и и др.), оказалось созвучным передовым поэтам XVIII в., которые развивали мотивы социального протеста и защиты человеческого достоинства, пытались творчески подойти к традициям прошлого. Свою критику они направляли против бессмысленного эпигонства и эстетства, стремились расширить тематику стихов; в высокую поэзию все смелее входила обыденная жизнь.

Если до XVII в. в межнациональные взаимосвязи была включена только высокая литература на общерегиональном архаизованном литературном языке вэньяне (старокитайском), который в Японии назывался камбун, в Корее — ханмун и во Вьетнаме — ханван, то в XVII в. и особенно в XVIII в. большую роль в этом процессе начинает играть китайская повествовательная проза, написанная языком, близким к разговорному. Во всех странах Дальнего Востока образованные читатели свободно могли читать литературу на вэньяне без перевода на национальные языки, но с произведениями на живом китайском языке дело обстояло иначе. Интерес к повествовательной прозе Китая — явлению в целом демократическому и прогрессивному — в Японии и Корее привел к появлению переводов и переложений. При этом характерно, что, интересуясь повествовательной прозой, японцы, издавали в оригинале в конце XVII — начале XVIII вв. раннесредневековые китайские сборники рассказов о чудесах («Записки о поисках духов» Гань Бао и их продолжение, приписываемое Тао Юань — мину, изд. в 1699 г.; «Описание удивительного» Жэнь Фана, изд. в 1716 г.), а переводили позднесредневековые эпопеи и романы, отдавая явное предпочтение произведениям историко — военного характера («Повествование о периоде Отдельных царств» — перевод 1703, 1712 гг.; «Рассказы о военных событиях времен Южных и Северных династий» — 1705 г.; «Повествование о доблестных героях» — о борьбе китайцев с монголами в XIV в. и установлении национальной династии Мин — 1705 г.) и особо — авантюрно — героическим. Первое место по числу переводов и изданий такого рода в Японии XVIII в. занимает бесспорно эпопея Ши Най — аня «Речные заводи», разные варианты которой переводились и издавались в 1727, 1728 и 1757 гг. Большой интерес к этому раннему роману вызвало и появление национальных его переложений, так, в 1770 г. выходит из печати первая часть «Речных заводей правящей династии», а в 1793 г. «Женские речные заводи» — произведения уже собственно японской литературы. Японские читатели XVIII в. увлекались и фантастическим романом У Чэн — эня «Путешествие на Запад» (XVI в.)

Примерно тот же круг романов привлекал в XVIII в. маньчжурских, а затем и монгольских переводчиков, при этом монголы нередко пользовались готовыми маньчжурскими переводами, так что маньчжурский язык для них выполнял функцию литературного языка посредника.

Особая ситуация сложилась с восприятием китайского романа в тогдашнем Вьетнаме. Богатая и своеобразная местная поэтическая традиция больших поэм обусловила появление не прозаических переводов, а их поэтических переложений, которые были своеобразным средством национальной адаптации иноземных сюжетов и творческого приобщения к опыту китайской литературы. Нередко одни и те же сюжеты почти одновременно привлекают к себе внимание переводчиков и писателей различных народов внутри региона. Так получилось, например, с китайским романом «Повествование о Цзине, Юнь и Цяо» (XVII в.), который в XVIII в. переводится на маньчжурский язык (с этого маньчжурского перевода был впоследствии, в начале XIX в., сделан и оставшийся в рукописи русский перевод). На рубеже XVIII и XIX вв. этот роман почти одновременно привлекает внимание японского романиста Бакина и вьетнамского поэта Нгуен Зу (1765–1820). Первый создает национальную версию этого романа под названием «История Золотой рыбки», а второй — в соответствии с местной литературной традицией — повествовательную поэму «Стенания истерзанной души» — шедевр вьетнамской классики. Характерно при этом, что в мировую литературу впоследствии входит уже не сам китайский роман и не его японское переложение, а вьетнамская поэма, переведенная в конце XIX в. на французский, а уже в наше время на китайский и японский, как и на многие другие языки мира, включая и русский.

Во многом своеобразным и специфическим было восприятие этих же китайских романов у монголов, где параллельно с письменными переводами китайских романов возникли их устные сказительные переложения и сформировался особый жанр эпического фольклора, так называемый «бэнсэн улигэр» — «книжные сказания».