Адриан Голдсуорти - Октавиан Август. Революционер, ставший императором

Когда Тиберий в конце 8 г. до н. э. возвратился в Италию, он оставался за пределами померия до тех пор, пока справлял свой триумф. Следовательно, когда он 1 января 7 г. до н. э. вступил в консульскую должность, сенат собрался вне официальной границы города, проводя заседание в портике Октавии рядом с театром Марцелла. Август уехал в провинции, и поэтому его высокое положение не затмевало великого момента в жизни его зятя. В своей первой речи Тиберий объявил, что он от своего имени и от имени Друза восстановит на Форуме храм Согласия. Построенный впервые человеком, который возглавлял бессудную расправу над радикальным трибуном Гаем Семпронием Гракхом в 121 г. до н. э., этот храм был местом, где Цицерон в 63 г. до н. э. созвал сенат, чтобы решить судьбу участников преступного заговора Катилины. В какой-то момент этого года или предыдущих лет Тиберий также пообещал воссоздать еще один храм, на сей раз Кастора и Поллукса, и также от своего имени и от имени брата (Dio Cass. LV. 8. 1–2).

Диоскуры, или «Божественные Близнецы», братья Елены Троянской, были знамениты как своей исключительной мужественностью, так и своей глубокой любовью друг к другу. Когда один умер, другой разделил с ним его участь, так что братья один день поочередно находились в царстве то живых, то мертвых. [596] Диоскуры появились в знаменательный момент римской истории, прибыв будто бы для того, чтобы возвестить о победе в битве при Регилльском озере в 494 г. до н. э. Весьма возможно, что сыновья Ливии уже ассоциировали себя с ними в то время, когда Друз был жив, и этому, конечно, Тиберий в будущем будет содействовать. В прошлом этот храм часто использовался в качестве своего рода ораторской трибуны при неофициальных собраниях римского народа, и был свидетелем многих сопровождаемых горячими спорами сходок и в течение последних десятилетий республики. Трудно сказать, сознательно ли Тиберий так толковал эти знаменательные исторические памятники, и если да, то еще труднее сказать, из каких соображений. В любом случае он, безусловно, содействовал реставрации центра Рима, которая сделала его более величественным и в то же время связала с Августом и его разросшимся семейством (Dio Cass. LV. 8. 1–2).

В начале января Тиберий справил триумф, – первый, который видел город со времен победных торжеств Бальба в 19 г. до н. э. Затем он председательствовал на пиршестве для сенаторов на Капитолии, в то время как Ливия давала другой для наиболее почтенных женщин Рима. Мать и сын освятили вновь построенный Портик Ливии на Эсквилинском холме, сооруженный Августом в честь своей жены. Он был выстроен на месте разрушенного дома Ведия Поллиона, человека, опозоренного за то, что кормил своими рабами плотоядных рыб. Несомненно, убрать этот дом, а вместе с ним и воспоминания о таком непопулярном человеке, было поступком, вызвавшим одобрение у народа. Важно то, что новое строение представляло собой громадный зал, обеспечивавший закрытое пространство для всякого рода публичных занятий, включая судебные разбирательства по незначительным делам, – нечто грандиозное и полезное для разросшейся общины на месте памятника чрезмерному богатству отдельной личности. Внутри здания находился алтарь или святилище Согласия, воспроизводивший тему гармонии внутри государства и семьи. [597]

О Юлии не упоминалось ни на одном из этих празднеств, и это, вероятно, более чем просто случайность. У нее не было особых оснований играть видную роль в открытии портика, названного в честь матери Тиберия, но ее отсутствие на пиршестве в честь его триумфа говорит о явном отличии последнего от овации несколькими годами ранее. Личный разрыв между мужем и женой, возможно, начал влиять и на их публичные роли. Маловероятно, чтобы тот или другой из них был недоволен, когда Тиберий оставил Рим, чтобы возвратиться в Германию для проведения кампании 7 г. до н. э. Несомненно, Юлия больше привлекала к себе внимание общества, когда ее отец вернулся в Рим, и Гай Цезарь председательствовал на празднествах, устроенных в ознаменование этого, и на открытии Дирибитория, крытого помещения для подсчета голосов, который являлся частью перестроенной Агриппой Септы и пространства вокруг нее. Он представлял собой выдающееся произведение инженерного искусства, когда-либо созданного, с огромнейшим сводом, не опиравшимся на колонны. Когда спустя почти столетие он погиб в огне, то сочли, что восстановить его будет слишком трудно, и оставили под открытым небом. [598]

Проблемой в 7 г. до н. э. также стал пожар, пламя которого причинило серьезный ущерб частям Форума и соседствующим с ним районам. Полагали, что в этом случае причиной скорее был поджог, чем несчастный случай, и подозрение пало на группу людей, обремененных долгами и надеявшихся после того, как их имущество уничтожено, предъявить ложные требования. Несмотря на эти разрушения в сердце города, погребальные игры в честь Агриппы были проведены при участии Гая и Луция Цезарей, занимавших председательские места рядом с Августом. Гладиаторские игры включали в себя бои между подобранными парами бойцов и значительное число баталий, и проводились, вероятно, на временных подмостках на Септе как для удобства, так и как напоминание согражданам о службе и щедрости Агриппы. Все сопровождающие принцепса отличались от него черными траурными одеяниями, и это был новый шаг в представлении публике сыновей Августа (Dio Cass. LV. 8. 5–6).

Этот год стал свидетелем крупной административной реорганизации города, отчасти вызванной недавним пожаром. Рим традиционно делился на небольшие участки, известные как vici (букв. «села», но лучше переводить как «районы» или «кварталы»). Теперь Август заново установил их границы, чтобы создать из них 265, которые, в свою очередь, были сгруппированы в 14 более крупных кварталов. В каждом vicus (квартале) местные магистраты надзирали за культом богов квартала, отправлявшемся на алтарях, сосредоточенных на перекрестках дорог, и на этих людей теперь возлагалась более высокая ответственность, а престиж их повышался. В особых случаях этих магистратов сопровождала пара ликторов, и им позволялось внутри своих кварталов носить официальное одеяние. Если не все, то большинство этих людей были вольноотпущенниками, каковых было много среди населения города, и это предоставляло данному классу иметь официальный чин и пользоваться местной властью и престижем. Август щедро платил за восстановление повсюду в городе этих алтарей на перекрестках в более изящном стиле, связывая свое имя с местными духами и божествами-покровителями каждого квартала. Принцепс присутствовал не просто во всех монументальных частях города, но повсюду в лабиринтах его глухих улочек. Народ – свободнорожденные и, наравне с ними, прежние рабы – совершали регулярные жертвоприношения, как частные, так и общественные, на алтарях, где он занимал место рядом с богами. Одна установленная в I в. н. э. большая надпись содержит следующий текст: «Меркурию, предвечному богу Юпитеру, Юноне Царице, Минерве, Солнцу, Луне, Аполлону, Диане, Анноне Опе, Исиде и Пиетате, божественным паркам, да сопутствует благополучие, благопоспешествование и процветание Императору Цезарю Августу, его [могуществу] и могуществу сената и народа римского, и народам… Луций Лукреций Зет, вольноотпущенник Луция, освятил этот алтарь Августа по повелению Юпитера. Победа народам! Процветание посевам!»