Ричард Пайпс - Струве: правый либерал, 1905-1944. Том 2

Хотя непримиримость Струве имела нравственное обоснование, у нее обнаруживалась и практическая сторона. В 20-е годы борьба эмиграции с советским режимом не была сплошным донкихотством: порой возникали столь яркие моменты, что даже скептики начинали задумываться о возможном успехе.

В 1921 году 70 тысяч белогвардейцев, первоначально вывезенных в Галлиполи и Лемнос, были эвакуированы и расселены по разным странам, в основном по Югославии и Болгарии. Операция состоялась по требованию французского правительства, которое опасалось, что дисциплинированная и целеустремленная антибольшевистская армия помешает сближению Франции с советской Россией. Для того чтобы раздробить подразделения, связанные годами боевого товарищества, применялись различные уловки: французы даже пытались вывезти «белые» формирования в советскую Россию [82]. Однако и после роспуска «белая» армия сохранила внутреннюю целостность. Основная масса ее солдат и офицеров была вынуждена тяжким трудом зарабатывать свой хлеб на новой родине, строя дороги, работая в каменоломнях и на лесоповалах, возделывая землю или неся воинскую службу. Но даже в таких условиях они сохраняли esprit de corps и облик военной организации, которой командовал генерал Врангель, обосновавшийся в югославском городке Сремски Карловцы. Нет ни малейших сомнений, что при удобном случае Врангель смог бы за короткое время восстановить несколько сильных и боеспособных дивизий. Сам генерал не особенно рассчитывал на то, что ему вновь доведется вести своих людей в бой: он полагал, что России предстоит длительный период выздоровления, в течение которого вмешиваться в ее внутренние дела извне не стоит. Как и в 1920 году, когда он принял на себя командование потрепанными деникинскими войсками, Врангеля более заботила судьба самой армии.

Но его правая рука, генерал А.П. Кутепов, думал иначе. Этот офицер отличился в кампаниях гражданской войны и еще более — в трудные времена, наступившие после крымской эвакуации, когда он практически в одиночку сумел восстановить порядок и дисциплину среди деморализованных «белых», стоявших лагерем в Галлиполи. В отличие от Врангеля он был убежден в необходимости продолжать борьбу: если пока нельзя воевать по-настоящему, надо действовать по-партизански, используя террористические и подрывные методы, которые применялись революционерами в борьбе с царизмом. По его мнению, армия являлась не только резервом, который следует беречь на случай грядущих потрясений (типа революции в России); из ее рядов можно было бы рекрутировать революционеров-антикоммунистов, чтобы нелегально перебрасывать их через границу для налаживания контактов с подпольем и противодействия режиму.

Реализация подобной схемы требовала заметного и активного руководства. В свете нежелания Врангеля заниматься политикой Кутепов, с согласия самого барона, в начале 1923 года установил контакт с великим князем Николаем Николаевичем, который уединенно проживал на юге Франции. Он намеревался убедить великого князя принять на себя титул «вождя», впервые присвоенный Лениным и впоследствии использовавшийся многими европейскими политиками межвоенного периода. В основном именно по инициативе Кутепова начала раскручиваться та цепочка событий, которые в течение двух лет поглощали всю энергию Струве.

Николай Николаевич был наиболее выдающимся представителем царской династии в последние десятилетия ее существования. Это был единственный из поздних Романовых, пользовавшийся уважением и даже восхищением рядовых русских. Внук Николая I и двоюродный брат Николая II, он был видным кадровым офицером. Закончив академию Генерального штаба, он служил в армии, показав себя способным и популярным командиром. Но что более удивительно, несмотря на свою родословную, он демонстрировал заметный интерес к политике. В октябре 1905 года, к примеру, именно Николай Николаевич убедил царя не назначать его военным диктатором, но вместо этого принять предложение Витте о предоставлении народу политических и гражданских прав — совет, завершившийся обнародованием октябрьского Манифеста. Когда началась первая мировая война, он был назначен верховным главнокомандующим русской армией. На этом посту он также обнаружил политическое чутье, выступив с известным обращением к польскому народу, к разработке которого приложил руку и Струве (см. главу 5). Императрица Александра, ревновавшая к популярности великого князя, недолюбливала его и отчасти именно поэтому заставила своего супруга отправить того в отставку. Уйдя с поста главнокомандующего в августе 1915 года, Николай Николаевич провел остаток войны на Кавказском фронте. В феврале 1917 он поддержал тех, кто настаивал на отречении Николая И. Оставаясь в душе монархистом, он на протяжении всей жизни выказывал, когда это было необходимо, ту же способность договариваться с либеральными силами, какой отличался его дядя Александр II. Перед самым отречением царь восстановил Николая Николаевича в должности верховного главнокомандующего, но тот так и не смог занять пост из-за возражений Петроградского совета; вместо этого великий князь удалился в крымское имение своего брата [83].

Николаю Николаевичу было шестьдесят девять, когда к нему обратился Кутепов. Во многих отношениях великий князь казался идеальным лидером как для эмиграции, так и для освобожденной России. Он был широко известен и незапятнан скандалами; среди бывших военных он заслужил славу способного офицера, а многие политики считали его трезвым государственным деятелем. В немалой степени в его пользу говорило и отсутствие сколько-нибудь заметной жажды власти; данное обстоятельство имело значение, поскольку армия и поддерживающие ее политические группировки придерживались принципа «непредрешенности» будущего устройства России и не желали, чтобы их возглавлял претендент на престол. В 1918 году, реагируя на запрос Григория Трубецкого о своей готовности возглавить Добровольческую армию, Николай Николаевич дал довольно уклончивый ответ, напомнивший Трубецкому о признании, сделанном князем ранее: «Я родился вскоре после смерти императора Николая Павловича, и все мое воспитание прошло в его традициях. Я солдат, который привык повиноваться и повелевать. Теперь мне некому повиноваться. Я сам должен в известных случаях решать, что должен кому-нибудь повиноваться, — например, Патриарху, если бы он мне сказал, что я то-то должен сделать» [84]. Иными словами, речь шла не о том тесте, из которого делаются властолюбцы. Великий князь покинул Крым вместе с германскими войсками, прибыл во Францию и поселился на Лазурном берегу. Подобно прочим выжившим членам императорской фамилии, он не принимал участия в эмигрантской политике.