Ричард Пайпс - Струве: правый либерал, 1905-1944. Том 2

Струве вел в газете две постоянные рубрики. Одна называлась «Дневник политика», и каждый ее выпуск (иногда в номере содержалось по два или три выпуска) имел порядковый номер. Эти краткие комментарии были посвящены в основном проблемам Советского Союза, эмиграции, международных отношений. В последующие десять лет он опубликовал 486 статей названного цикла, последняя из которых появилась в русской газете, издаваемой в Польше. Этот материал заканчивался известным изречением: «Духа не угашайте!» [98]Другая колонка, «Заметки писателя», выходила не столь регулярно. В ней печатались очерки из истории русской литературы и науки, часто перемежавшиеся автобиографическими заметками, которые содержали важные сведения о его жизни. Кроме того, многие материалы Струве публиковались за пределами упомянутых рубрик: здесь были некрологи выдающихся русских (также содержащие автобиографические вкрапления), рецензии на книги и тексты его публичных выступлений.

В конце мая 1925 года, перед самым выходом первого номера Возрождения, Струве убедил великого князя Николая Николаевича обнародовать манифест, излагающий цели возглавляемого им движения. Данный документ, опубликованный 1 июня, отвергал монархические идеалы: «Мы не собираемся восстанавливать царскую власть; наша цель в том, чтобы исцелить раны России и привести ее к миру». Земля, говорилось в манифесте, должна принадлежать тем, кто ее обрабатывает. Нациям, отделившимся от России после 1917 года, гарантировалось уважение их нынешнего статуса. В своей внешней политике освобожденная Россия будет сторониться явных симпатий и антипатий, что, вероятно, означало ориентацию сугубо на национальные интересы. Манифест заканчивался призывом к молодым русским эмигрантам: «Не забывайте о своем долге перед Отчизной. С благодарностью принимайте все доброе, что может предложить зарубежье, но при этом оставайтесь русскими. Гордитесь тем, что вы — русские, ибо вы сыны великой нации!» [99]Данный документ, текст которого скорее всего готовился Григорием Трубецким [100], восстанавливал программу, сформулированную Струве для правительства Врангеля и вдохновлявшую его до конца жизни. Теперь манифест задумывался в качестве платформы большой эмигрантской коалиции, которую Кутепов, Струве и Трубецкой предполагали сплотить вокруг великого князя в преддверии неминуемой революции в советской России.

После трех недель тяжелейшей работы 3 июня первый номер Возрождения вышел в свет. Струве был в изнеможении. «Я работаю как каторжник и вчера, поэтому, в относительно свободный день лежал без задних ног от крайнего переутомления» [101], — писал он Маклакову.

Начинание, в которое Струве включился весной 1925 года и которому предавался с присущим ему энтузиазмом, казалось в высшей степени странным. Поддерживаемое монархистским большинством эмигрантов, объединившееся вокруг Николая Николаевича движение категорически отказывалось от восстановления монархии. Его политической основой была армия, сохранившаяся лишь в виде ветеранских кружков. И все же энтузиазм был заразительным, а вера в скорые перемены в России постоянно крепла. Даже Струве поддался всеобщему оптимизму. Еще в январе 1924 года он не ожидал никаких серьезных новостей из России. «Здесь многие ждут в России больших перемен в 1924 году. Я, как Вы знаете, агностик в этой области», — писал он из Парижа Тырковой- Вильямс. И всего через полтора года он заверял читателей своей газеты в том, что они стоят «в преддверии великой и решительной борьбы» [102].

В значительной степени подобному оптимизму способствовало постоянное укрепление связей между эмиграцией и монархическим подпольем в России. Созданный Кутеповым революционный центр, названный, по примеру социалистов-революционеров, «Боевой организацией», регулярно посещался агентами «Треста» и получал детальные доклады из России. Эти связи настолько высоко оценивались западными спецслужбами, что некоторые из них также начали использовать каналы «Треста». Разумеется, были и провалы. В августе 1924 года Борис Савинков, тесно взаимодействовавший с «Трестом» и отправившийся в СССР с секретной миссией, был арестован ОГПУ; его предали публичному суду, после которого он был убит или принужден к самоубийству. Год спустя офицер британской разведки Сидней Рейли, нелегально приехавший в Россию в сопровождении одной из лучших кутеповских женщин-агентов для установления личных контактов с руководством «Треста», также был задержан. Но подобные инциденты, типичные для революционной борьбы, отошли на второй план в свете сенсационного дела Шульгина, убеждавшего в могуществе «Треста». В декабре 1925 года Шульгин, ближайший сподвижник Врангеля, был переправлен в Советский Союз агентами «Треста». Почти полгода он нелегально путешествовал по стране, посетив Ленинград, Москву и Киев. Наблюдая советскую жизнь изнутри, он встречался и с представителями тайной организации, своими гостеприимными хозяевами. Его впечатления сводились к следующему выводу: «господство жидов» подошло к концу, возрождается настоящая Россия. «Мертвящий коммунизм ушел в теоретическую область, в главные слова, в идиотские речи… А жизнь восторжествовала…Коммунизм же был эпизод. Коммунизм (“грабь награбленное” и все прочее такое) был тот рычаг, которым новые властители сбросили старых. Затем коммунизм сдали в музей (музей революции), а жизнь входит в старые русла при новых властителях» [103]. Организаторы поездки излучали такую самоуверенность, что даже побудили Шульгина опубликовать отчет об этом невероятном путешествии. Книга, названная «Три столицы», вышла в январе 1927 года и стала международной сенсацией.

В такой эйфорической атмосфере все громче звучали разговоры о том, что пришла пора созвать еще один эмигрантский съезд, на сей раз что-то вроде учредительного собрания русской диаспоры, который облек бы все надежды и чаяния в некую официальную форму. Струве и Кутепов отнеслись к идее довольно прохладно, опасаясь, что большое начинание породит надежды, которые не будут реализованы [104]. Но давление нарастало, и они вынуждены были уступить. Предполагался созыв съезда, на котором будут представлены все русские общины, рассеянные по миру, и все политические направления, от левых социалистов до правых монархистов; в этот раз, в отличие от 1921 года, никого не исключат. Исходя из сказанного, организаторы ожидали, что противники коммунизма поддержат следующую приемлемую для всех платформу: 1) свержение Третьего интернационала; 2) признание ответственности диаспоры за положение дел на родине (то есть недопустимость замыкания эмиграции в себе и оставления России на произвол судьбы); 3) необходимость «единого волевого центра» (в виде исполнительного комитета), руководящего борьбой с большевизмом [105].