Ричард Пайпс - Струве: правый либерал, 1905-1944. Том 2

Кутепов навестил Николая Николаевича в Антибе в марте 1923 года. О том, как происходила их встреча, ничего неизвестно, но некоторое время спустя великий князь согласился именоваться «лидером» эмиграции. Через два месяца он перебрался в небольшое поместье Шуани в двадцати пяти километрах от Парижа, откуда мог поддерживать непосредственный контакт с эмигрантскими политиками. За связь с эмиграцией отвечал Григорий Трубецкой, сделавшийся его личным секретарем.

Первым ощутимым результатом деятельности Кутепова стало учреждение в сентябре 1923 года Российского общевоинского союза (РОВС), объединившего ветеранов «белых» армий. Формально его возглавлял Врангель, но фактическим руководителем был сам Кутепов. То была весьма любопытная организация, члены которой, занимаясь самой разнообразной мирной деятельностью, рассматривали себя в качестве резервистов русской армии в изгнании. «Впоследствии, где бы ни селились бывшие “белогвардейцы”, там обязательно появлялись организованные ветеранские группы, поддерживавшие тесный контакт друг с другом и со штаб-квартирой Врангеля в Югославии. Со временем “белые” ветераны, днем работающие на угольных шахтах и фабриках Бельгии, Болгарии или Югославии, сидящие за баранкой такси в Париже, Лондоне или Берлине, а по вечерам, переодевшись в старую, но тщательно заштопанную, выстиранную и отглаженную военную форму, отправлявшиеся на дежурство в свою ветеранскую ячейку, сделались столь же характерной приметой русской эмигрантской жизни, как, скажем, цыганские ночные кабаки для Монмартра, Сохо или Курфюрстендамм» [85].

Внешне все это могло показаться глупой игрой в солдатики: «бывшие», неспособные примириться с тем, что их армии больше нет, никому ненужные и всеми гонимые, пытаются забыться, облачаясь в старую униформу. Но подобное суждение было бы несправедливым. В середине 20-х годов будущее коммунистического режима все еще было под большим вопросом. Ленин не оставил официального преемника, а соперничество между Сталиным и Троцким грозило расколоть большевистскую партию на две враждующие фракции и даже смести сам режим. Частное предпринимательство, казалось, вернулось навсегда, а за углом уже маячил полноценный капитализм. Из России сообщали, что национализм и монархизм здесь переживают новый подъем, и это еще более обнадеживало. Исходя из всех перечисленных фактов, вполне можно было рассчитывать, что в советской России вот-вот вспыхнет политическая и социальная революция; как только это произойдет, энергичное вмешательство эмигрантских военных организаций может решить исход дела.

Подобные надежды поддерживались также слухами о том, что в России действует мощная подпольная организация монархистов. Осенью 1921 года советский чиновник, находящийся проездом в Эстонии, признался русскому эмигранту, что принадлежит к нелегальной партии под названием «Монархическое объединение Центральной России» [86]. Другие советские путешественники сообщали дополнительные детали, из которых следовало, что этой организации удалось просочиться в советские институты, широко использовавшие «буржуазных специалистов», — в особенности в армию и экономические структуры, появившиеся в годы нэпа. Информация немедленно дошла до русских монархистов в Берлине. К концу 1922 года последние наладили постоянный контакт с единомышленниками из «Монархического объединения», используя для этого экспертов советских предприятий, выезжавших на Запад по заданиям правительства. Поскольку в период нэпа многие из таких предприятий назывались «трестами», в эмигрантских кругах, посвященных в эту историю, «Монархическое объединение Центральной России» стали именовать «Трестом». Первоначально посланцы «Треста» просили лишь о финансовой поддержке их подрывной деятельности, но позже стали настаивать на более тесной связи с эмигрантскими организациями, в частности, с Врангелем и возглавляемым им «Российским общевоинским союзом». Агенты «Треста» привозили из России хорошие новости: страна пресытилась коммунизмом, возрождаются старые традиции, падение советской власти — вопрос времени. Легкость, с которой они пересекали границу, лишь подтверждала заявления об огромном числе сторонников «Треста» в спецслужбах и пограничной страже.

В 1923 году представители «Треста» вышли на Кутепова. Врангель не доверял «Тресту» и отказывался иметь с ним дело, но Кутепов, тоже отчасти сомневавшийся, все же пошел навстречу. Решающую роль сыграл тот факт, что во главе «Треста» стоял известный генерал царской армии А. М. Зайончковский, который в то время являлся профессором советской военной академии. В марте 1924 года, через два месяца после смерти Ленина, Кутепов переехал из Югославии во Францию, чтобы находиться поближе к великому князю Николаю Николаевичу, выполняя при нем роль начальника канцелярии. В этом качестве он курировал всю подпольную работу в Советском Союзе, тесно сотрудничая с «Трестом», хотя у него имелись и независимые источники информации. На протяжении 1924–1925 годов Кутепов и некоторые эмигрантские организации (в частности, монархисты и «евразийцы») поддерживали постоянный контакт с антисоветским подпольем. Масштабы подпольной сети, высокое положение ее членов, ее способность воздействовать на советский аппарат, подтверждаемые многочисленными фактами, говорили о том, что Советский Союз стоит на пороге знаменательных событий.

Весной 1925 года академическая безмятежность Струве была нарушена получением двух приглашений.

В одном ему предлагалось возглавить кафедру политической экономии Софийского университета [87]. При этом учебном заведении действовал известный научно-исследовательский институт экономического профиля (который Струве также должен был возглавить), где работало много русских, и в любое другое время Струве обязательно прельстился бы такой идеей. Но второе предложение, поступившее 30 апреля из Парижа по телеграфу, затмило предыдущее. На сей раз Струве просили возглавить новую русскую газету «патриотического» направления, которая, как задумывалось, сможет конкурировать с милюковскими Последними новостями. Проект являлся составной частью политического плана великого князя Николая Николаевича и Кутепова.

Спонсором будущей газеты выступал богатый русский промышленник армянского происхождения А.О. Гукасов, некогда занимавшийся нефтью на Кавказе. В апреле 1920 года, после захвата Азербайджана коммунистами, его месторождения были утрачены. Но часть гукасовских капиталов находилась за границей — средства были вложены в нефтяные танкеры, арендуемые английским правительством во время войны. Когда Гукасов в 1920-м бежал на Запад, британское правительство выдало ему компенсацию, и с помощью этих денег он возродил былое богатство. Гукасов родился в 1872 году и вырос в атмосфере консервативного национализма, отличавшей царствование Александра III: он был монархистом и русским националистом до мозга костей. Но причины, заставившие его субсидировать новое издание, до конца неясны. В интервью, состоявшемся много лет спустя, он утверждал, что прежде всего намеревался противостоять разлагающему влиянию Милюкова на эмигрантов. Однако Зайцеву, позже работавшему в этой газете под началом Струве, казалось, что Гукасовым двигали личные амбиции и жажда наживы, которые тот надеялся удовлетворить, прибрав к рукам эмигрантскую печать [88]. Как бы то ни было, Гукасов определенно хотел бросить вызов Последним новостям, а для этого ему требовался редактор масштаба Милюкова. Благодаря своей репутации интеллектуала, редакторскому опыту и связям среди эмигрантских литераторов и политиков, Струве казался наиболее очевидным претендентом на этот пост.