Ричард Пайпс - Струве: правый либерал, 1905-1944. Том 2

На заседании Особого совещания, состоявшемся в марте 1916 года, Струве поднял вопрос о том, почему, несмотря на два урожайных года подряд и почти полное прекращение экспорта зерна, зимой 1915–1916 годов в России обострилась продовольственная проблема [53]. По его мнению, тому способствовали две различные, но взаимосвязанные причины. Во-первых — и этот фактор был наиболее очевидным, — не хватало транспорта для доставки продовольствия из районов его избытка (с юга и юго-востока) в районы дефицита (на север и северо-запад). Российские сложности с транспортом не были, однако, уникальными, поскольку в военное время с ними сталкивались все воюющие страны. Крайняя ситуация в России, по мнению Струве, объяснялась отсутствием планирования и четкой организации.

Вторая причина была не столь явной. Если в срыве поставок хлеба был виноват только плохой транспорт, то тогда следовало ожидать, что в регионах, располагавших излишками хлеба, цены на него должны были бы снизиться. На деле, однако, уровни цен в регионах перепроизводства и недопроизводства почти не различались. Струве предположил, что крестьяне повсеместно укрывают продукты, не допуская их на рынок, отчасти из-за отсутствия минимальных фиксированных цен, а отчасти потому, что война породила острый дефицит промышленных товаров, на покупку которых крестьянство могло бы тратить вырученные деньги. По мнению Струве, правительство, руководствуясь «узкими фискально-административными соображениями», совершало грубейшую ошибку, фактически вводя в России две шкалы цен на продукты питания: одну, фиксированную, для армии, а другую — для гражданского населения, устанавливающего цены самостоятельно. Позже Струве отмечал, что русское правительство «приняло систему, которую США, вступив в войну, немедленно отвергли» [54]. Он настоятельно просил власти немедленно установить максимальные и минимальные пределы цен на продукты, продаваемые гражданскому населению. Подобный механизм, по его мнению, мог предотвратить спекуляцию и побудил бы крестьян открыть амбары для рынка.

Говоря вкратце, Струве предлагал двойственную политику: государство «должно отказаться от безразличного отношения к ценообразованию в продовольственной сфере, предложив фиксированные цены всем участникам рынка и содействуя организации доставки и распределения продуктов» [55]. В феврале 1917 года он полагал, что до тех пор, пока перечисленные меры не будут должным образом реализованы, ситуация с продовольственным снабжением останется критической, тем более что к тому времени, вдобавок к упомянутым факторам, Россия стояла перед угрозой резкого падения сельскохозяйственного производства, вызванного непрекращающимися призывами на военную службу [56].

В 1930 году, оглядываясь на трудности с продовольствием в воюющей России, Струве заключал, что проблема состояла не в дефиците продуктов, как то было в «центральных державах», но в проводимой русским правительством политике laissez faire, не позволявшей доставлять зерно от производителя потребителю. По его мнению, «речь здесь шла не об анемии, но скорее о патологической закупорке кровеносной системы»; в подтверждение такой оценки Струве ссылался на тот факт, что продовольственные резервы, накопленные на окраинах России в первую мировую войну, использовались затем в течение всей гражданской [57].

После провальных кампаний 1915 года, стоивших России всех с таким трудом отвоеванных у Австро-Венгрии территорий, а также центральной Польши и Литвы, Струве начал всерьез сомневаться в способности имперской бюрократии управлять страной в военное время. Перед Россией стояли проблемы, типичные для всех воюющих стран, — инфляция, разруха, нехватка рабочих рук, постоянный дефицит оружия, амуниции и прочих ресурсов, необходимых для ведения боевых действий, — преодоление которых требовало эффективного взаимодействия власти с народом. Политика «все как обычно», проводимая бюрократией, просто не работала. Размышляя над тем кровавым тупиком, в котором застыл Западный фронт, Струве приходил к выводу, что мир втянут в войну совершенно нового типа, решающим фактором которой является способность «национальных организмов» приспосабливаться к экстремальным ситуациям:

«Война неизбежно превращается из непосредственного состязания вооруженных живых сил в систематическое истощение самих источников этих живых сил, в настоящую guerre d'usure. Великая европейская война 1914 и последующих годов вообще как-то незаметно устранила старые представления о войне, в основе которых лежат технические и экономические условия, характеризовавшие прежние войны. Аксиомой военного дела считалось прежде — и в условиях прежних войн это было верно — во-первых, что решающее значение на войне имеет уничтожение живой силы противника и что занятие территории противника, наоборот, значения не имеет. Опыт настоящей войны показывает, что непосредственное, милитарное уничтожение противника, достаточное для окончания войны, в современных условиях неосуществимо, и что, наоборот, занятие территорий противника в условиях окопного закрепления их за тем, кому удалось их занять, есть факт и фактор первостепенной важности. Отсюда именно и вытекает тот основной вывод, который теперь должен быть внедряем в общественное сознание и превращаем в общественное действие, а именно, что эта война решится не столкновением вооруженных живых сил как таковых, а состязанием целгях народных организмов во взаимной осаде, или блокаде.

Если так, то проблема войны и ее продолжения ставится иначе, чем она ставилась до сих пор, и я бы сказал — с большей серьезностью и остротой. Первые, кто сделал этот вывод из действительных условий войны, были германцы. Но не только им, — и нам, их противникам, необходимо сделать тот же вывод и приложить его ко всем решительно областям и проблемам. Необходима стройная, до конца продуманная организация всех сторон жизни применительно к целям неопределенно длительной войны, направленной на полное истощение противника путем планомерной осады с суши и моря. Если все сказанное верно, то совершенно ясно, что проблема войны носит не только милитарный в точном смысле характер; она в такой же мере проблема всесторонней организации народа — хозяйственной, политической и, быть может, всего более духовной» [58].

Самая настоятельная задача заключалась в том, чтобы «организовать страну к победе», [59]— во второй половине 1915 года этот лозунг часто звучал со страниц газеты Биржевые ведомости, в которой Струве вел постоянную колонку. Ход войны требовал коренных преобразований в военном командовании, экономической организации и, самое важное, — политическом руководстве.