Ричард Пайпс - Струве: левый либерал 1870-1905. Том 1

Чтобы не вызвать у рабочих подозрения в том, что их вовлекают в мероприятие, связанное с серьезными неприятностями, виленские агитаторы обрабатывали их, ориентируясь исключительно на «законные» требования. В ходе агитации они убеждали рабочих, что надо требовать от капиталистов не увеличения зарплаты или сокращения рабочего дня (подобные требования были запрещены законом), а только строгого исполнения действующего на территории империи трудового законодательства (пусть даже и находящегося в зачаточном состоянии). При этом в среде рабочих распространялись листовки, которые содержали информацию о законных правах трудящихся и призывали к отказу от работы до тех пор, пока капиталисты не докажут, что готовы считаться с этими правами. Подобный метод оказался на удивление действенным: он полностью связывал руки властям, поскольку, в силу того, что забастовщики выдвигали вполне легальные требования, власти не могли расправиться с ними, не рискуя быть обвиненными в потакании беззакониям, которые совершают владельцы предприятий. Обобщив полученный в Вильно опыт, Мартов и его товарищ Л. Кремер подвели под него теоретическую базу, на которой должны быть основаны методы агитационной деятельности, изложив все это в брошюре «Об агитации» [331]. Под давлением Мартова члены Технологического кружка приняли эти методы на вооружение.

Организация Мартова — Ленина (тогда еще не имевшая названия) вынашивала весьма амбициозные планы: помимо инициирования агитационной деятельности среди рабочих Санкт-Петербурга, члены этой организации собирались печатать газету «Рабочее дело», главным редактором которой должен был стать Ленин, а также войти в контакт с еще только разворачивающими свою деятельность профсоюзными организациями, созданными квалифицированными рабочими Петербурга за предшествующее десятилетие. Некоторых из поставленных перед собою целей им удалось достигнуть. Но в декабре 1895 года многие члены организации, все — интеллигенты, вкупе с несколькими присоединившимися к ним рабочими из опекаемых рабочих кружков, были арестованы за распространение на фабриках агитационных листовок. В конце января 1896 года и Ленин, и Мартов оказались за решеткой. Сильно уменьшившись в составе, организация Мартова-Ленина, названная (после ареста Ленина) Союзом борьбы за освобождение рабочего класса, как могла продолжала свою деятельность; до самого своего ареста в конце 1896 года ведущую роль в ней играл Потресов.

Оказавшись в тюрьме, Ленин немедленно начал работать над историческим исследованием, темой которого был процесс роста внутреннего капиталистического рынка в России. В этой работе он хотел показать, что российский капитализм имеет сильные национальные корни, продемонстрировав тем самым ошибочность рыночной теории Даниельсона. Через одну из своих сестер Ленин установил регулярный контакт со Струве, который предоставил ему возможность получать необходимые для работы книги из богатого фонда библиотеки Свободного экономического общества [332]. По всей видимости, Струве оказывал помощь Ленину и его арестованным друзьям и какими-то другими способами — как пишет Мартов, он стал «оказывать организации [Союзу борьбы] всевозможные услуги» [333].

Хотя Союз борьбы и не имел никакого отношения к инициации самопроизвольно вспыхнувших в 1896 и 1897 годах стачек ткачей, тем не менее эту честь он в немалой степени приписывал себе [334]. В этом деле ему сильно помогла полиция, поскольку, составляя свои рапорты, она стремилась изобразить рабочих непоколебимо верными трону, а возникающие в империи проблемы с рабочими списывала на агитационную деятельность социалистов.

Можно сказать, что состоявшиеся в 1896-97 годах стачки обозначили что-то вроде ватерлинии в ходе эволюции российского социализма. Они не только, как уже говорилось, подняли престиж и повысили самоуверенность социал-демократов, но и дали им возможность оценить значение как профессиональных, так и вообще любых рабочих союзов. В течение двух лет гонений они смотрели на это зарождающееся движение как на авангард российского социализма, самим себе отводя более скромную роль помощников или слуг трудящихся. Даже на такого политика до мозга костей, как Ленин, который, сидя в тюрьме, получал подробную информацию о происходящем, эти стачки произвели столь сильное впечатление, что он начал допускать возможность, что главная задача социал-демократов состоит не в том, чтобы возглавить рабочий класс, а в том, чтобы выступать в качестве его помощника. Кроме того, он убедился в правоте Мартова и Кремера, утверждавших, что, когда пролетариат начинает бороться за экономические права, происходит ли это спонтанно или является следствием агитационной работы, он автоматически радикализуется [335].

В этой эйфорической атмосфере Союз борьбы принял решение о посылке делегации в составе Потресова и Струве на лондонский Конгресс социалистического интернационала, который должен был состояться в августе. Впервые за всю историю социалистического движения на подобный конгресс должна была приехать делегация из России — до этого русское социалистическое движение на таких конгрессах представляли исключительно эмигранты. Запланированная поездка была весьма рискованным мероприятием, поскольку полиция была прекрасно осведомлена о связях между арестованными членами Союза и оставшимися на свободе Потресовым и Струве и не спускала с них глаз. Каутский считал, что для Струве в создавшихся обстоятельствах такая поездка выглядит очевидным безрассудством. «Я должен признаться, — писал он Плеханову, — что считаю это отчаянной смелостью, так как Лондон, конечно, будет кишеть русскими шпиками, а он и без того уже на подозрении» [336]. Поэтому исходя исключительно из соображений безопасности имена Струве и Потресова не были включены в официальный список делегатов.

Струве выехал из России в июле 1896 года, за шесть недель до открытия конгресса, для того, чтобы обговорить некоторые вопросы с Плехановым и его товарищами в Швейцарии и совместно с ними подготовить доклад от имени российской делегации. Плеханов взял на себя подготовку основного доклада (за исключением той его части, которая касалась стачек ткачей и подготовка которой была поручена Потресову). Струве должен был подготовить дополнительное сообщение по вопросу аграрной политики российских социал-демократов. Находясь в Швейцарии, Струве также написал две статьи о стачках ткачей и их значении.

В своем сообщении по аграрному вопросу [337]Струве доказывал, что российские крестьяне настолько отсталы и настолько несознательны в классовом отношении, что заниматься среди них агитацией и пропагандой — пустая трата времени. Признавая, что совершенно случайно обстоятельства могут сложиться так, что крестьян можно будет побудить к восстанию, он тем не менее настаивал на том, что даже от систематической агитационной работы в деревне вряд ли будет большой толк. Крестьянство сможет проникнуться революционным духом, но только вслед за указывающим ему путь классово-сознательным российским пролетариатом. Весь доклад Струве был пронизан тем самым презрительным и подозрительным отношением к крестьянству, которое было характерно для российских социал-демократов того периода.