Ричард Пайпс - Струве: левый либерал 1870-1905. Том 1

Если бы не вмешательство Веры Засулич, то вполне возможно, что Искра и Заря никогда не стали бы реальностью. После того, как Ленин и Потресов уехали, а злость Плеханова слегка улеглась, она сумела заставить его прислушаться к их точке зрения: было бы странным ожидать от Струве и его сторонников помощи Искре и Заре , которая, как все согласились, была довольно существенной, не давая им при этом что-нибудь взамен. Плеханов смягчился. В письме, которое он послал ей в Мюнхен, куда она поехала на встречу с Лениным и Потресовым, он писал: «…по долгом размышлении я признаю, что в своей тактике они правы и я готов уступить им во всем. Пусть пригласят и Струве с Тюленем [Туган-Барановский], я и с этим согласен» [561]. Эта уступка, вошедшая в биографию Плеханова как единственное деяние подобного рода, означала успешное завершение переговоров.

Относительно Струве Плеханов выдвинул одно условие: тот должен отказаться от каких-либо притязаний на то, чтобы называться социал-демократом. Плеханов настаивал на этом условии, опасаясь того, что появление на страницах Искры и Зари ревизионистски ориентированных статей еще больше дезориентирует социал-демократические ряды и приведет к усилению теоретических разногласий. Он предложил, чтобы Струве и его единомышленники объявили себя «демократической оппозицией» и выступали скорее как друзья социал-демократов, а не как «товарищи». Ленин и Потресов согласились с этим требованием. Таким образом, по настоянию Плеханова, для того чтобы ему позволили сотрудничать с социал-демократами, Струве должен был добровольно покинуть их ряды.

После достижения соглашения с Плехановым Ленин заново переписал псковское заявление. Те пункты, которые вызвали сильное раздражение Плеханова — о необходимости «многообразия» мнений и об «общедемократической» природе новых изданий, — были изъяты и заменены кратким лаконичным обещанием того, что Искра откроет свои страницы «полемике между товарищами». Если псковский вариант был пронизан мыслью о желательности единства всех социал-демократических направлений, то в новой версии ленинского заявления упор делался на размежевание между настоящими марксистами и диссидентами. И если в первом варианте относящиеся к ревизионизму замечания были несистематичны и расплывчаты, то во втором отношение к нему было сформулировано резко и определенно: «…мы не намерены сделать наш орган простым складом разнообразных воззрений. Мы будем вести его наоборот, в духе строго определенного направления. Это направление может быть выражено словом — марксизм, и нам вряд ли есть надобность добавлять, что мы стоим за последовательное развитие идей Маркса и Энгельса и решительно отвергаем те половинчатые, расплывчатые и оппортунистические поправки, которые вошли теперь в такую моду с легкой руки Эд. Бернштейна, П. Струве и многих других» [562].

В другой части пересмотренного варианта аннотации было использовано понятие «легальный марксизм» — для обозначения идеологического течения в российской социал-демократии, якобы антагонистически отличающегося от настоящего марксизма.

6 октября 1900 года (нов. ст.) Ленин и Потресов заключили соглашение с группой «Освобождение труда». При этом гласности была предана только первая статья договора, в которой говорилось о том, что стороны достигли соглашения; статьи, в которых были сформулированы условия заключенного соглашения, были засекречены. Следуя условиям этого соглашения был напечатан пересмотренный вариант ленинского заявления.

Струве, скорее всего, ничего не знал о происходящих в Женеве словесных баталиях, хотя его персона была центральным объектом идущих там споров. Пока Плеханов, Ленин и Потресов, выясняя отношения, орали друг на друга, он в очередной раз был занят решением философских проблем. Именно в это время (сентябрь-октябрь 1900 года), подводя итог долгим внутренним поискам, Струве решил, что ему ничего не остается, как отказаться от позитивизма и обратиться к метафизике [563]. Такая перемена философской позиции коренным образом повлияла на его политические взгляды, но не изменила отношения к альянсу с прежними друзьями социал-демократами, чья ближайшая цель — политическая свобода — совпадала с его собственной.

В ноябре 1900 года Потресов вернулся в Петербург и привез с собой новый вариант редакторского заявления об Искре. Этот вариант столь коренным образом отличался от того, который был принят в Пскове, что опубликовать его без предварительного согласования со Струве и Туган-Барановским значило пойти на очевидный разрыв достигнутого в Пскове соглашения. Во всяком случае, Туган-Барановский оценивал ситуацию именно таким образом. Взбешенный двуличием «Ортодокса», он отказался встречаться с Потресовым и больше никогда не имел дела ни с Искрой , ни с Зарей , ни с их редакторами [564]. Вряд ли Струве был рассержен меньше Туган-Барановского, однако он сдержал свои чувства и решил не разрывать отношений. При первой же возможности он вместе с женой поспешил в Мюнхен, чтобы узнать, что, собственно, там произошло и можно ли попытаться как-то сохранить проектировавшееся партнерство. Там к нему присоединился Яковлев-Богучарский.

На целый месяц — с конца декабря 1900 года до конца января 1901 года — Мюнхен превратился в место постоянных и как правило весьма шумных встреч между членами разросшейся редакции Искры и представителями «демократической оппозиции». На первый взгляд могло показаться, что их споры были посвящены прежде всего условиям, на которых «демократическая оппозиция» могла бы участвовать в издании Искры и других совместных проектах. Однако обсуждавшиеся вопросы далеко выходили за рамки чисто редакционных проблем. На самом деле речь шла ни больше ни меньше как о лидерстве в российском освободительном движении и об установлении отношений между двумя претендентами на это лидерство: социал-демократами и либералами.

К тому времени этот вопрос уже перестал быть чисто теоретическим. После почти двух десятилетий политического затишья движение сопротивления самодержавию опять начало активизироваться, временами принимая даже насильственные формы. В университетах опять начались студенческие волнения, размах которых заставлял вспомнить 1860 годы. В 1899 году студенты Санкт-Петербургского университета освистали и изгнали своего ректора, а затем оказали сопротивление присланной для их усмирения полиции. Пытаясь утихомирить студенческие волнения, правительство издало летом 1899 года «временное положение», на основании которого можно было исключать из учебных заведений студентов, заподозренных в политической активности. Сразу после летних каникул студенты Киевского университета провели демонстрацию, выражая свой протест против этого «положения». Публика по большей части выражала им свою поддержку, в свою очередь собираясь на массовых митингах.