Ричард Пайпс - Струве: левый либерал 1870-1905. Том 1

Наличие гарантий индивидуальных прав является важным фактором в любую историческую эпоху, но в новых условиях этот фактор приобрел исключительную важность, поскольку мощное развитие техники и все большего количества сложных технологий расширяло возможности государственной власти. Струве вовсе не смотрел на этот процесс как на исключительно негативный, однако полагал, что он должен быть уравновешен соответствующим усилением сферы индивидуального: «Никогда, ни в одну историческую эпоху отсутствие у личности отвержденных в праве прав не грозило такою культурною опасностью, как в веке огромных государств с превосходною сетью железных дорог, телеграфов, телефонов, с их точно работающим, «просвещенным» бюрократическим «аппаратом». Современная техника, конечно, оказывает огромные услуги личности и ее смелым исканиям новых путей и содержаний жизни. Но недаром она основана на принципах концентрации и централизации силы, девиз которых: у кого мало, у того отнимется и малое, у кого много, тому и дастся многое. Там, где централизованный государственный механизм заведует всем, указует всему предел и меру, всюду проникает, все улавливает, управляет настоящим и стремится преднаправить будущее, — там современная техника (в широчайшем смысле этого слова) неизмеримо больше идет на пользу централизованному аппарату власти, чем самодеятельной личности.

Если «христианство не нуждалось ни в свободе печати, ни в свободе собраний для того, чтобы завоевать мир», то только потому, что оно пользовалось в сущности почти беспредельной свободой слова и общения. В те эпохи, когда технические средства государства и власти были крайне несовершенны и произвол не был еще упорядочен, его господство было гораздо менее всеобъемлющим и потому менее вредным для культурного и в особенности для духовного творчества, чем в наше время. Не было ни книг, ни журналов, ни газет, но зато не было ни цензуры, ни полиции, и не могло их быть, потому что и эти учреждения требуют для своего развития и усовершенствования известных технических средств. Известно, что в классической стране свободы печати цензура пала не только или не столько вследствие ясного сознания ее неправомерности как таковой, сколько в силу технических несовершенств полицейского аппарата… Английская свобода вообще исторически связана с неповоротливостью государственного, или, иначе, административного аппарата Англии.

Отсюда ясно, что там, где субъективные права не отверждены в праве, технический (в широком смысле слова) прогресс, подхватываемый и усваиваемый всего лучше и полнее централизованным государственным аппаратом в некоторых, и очень существенных, отношениях, ухудшил и ухудшает позицию личности как творца новой культуры, как искателя новых путей.

В этом заключается огромное культурное зло, источник, обильно питающий в обществе грубейший материализм и угрожающий национальной культуре оскудением животворными духовными силами, порывами и интересами. В самом деле, область культурного творчества оказывается произвольно разделенной на две части. Та часть, которая представляет непосредственное поприще для человеческого духа, где творится религиозная, политическая и общественная культура, всячески ограждается от вторжения свободного почина личности и свободных союзов; здесь господствует принцип, недавно с холопским цинизмом вылитый в формулу: «никакого сомнения в разумности приказанного». Зато личности и свободным союзам довольно «либерально» предоставляется низменная сфера материальных интересов; здесь дозволяется некоторая свобода и сюда же направляется главный поток попечительных забот, грубо, на восточный лад, воспроизводящих знаменитое: Enrichisser vous. Искание новых путей для духа и жизни заменяется погоней за материальными выгодами и наслаждениями. Так национальная культура пропитывается и отравляется ядом практического материализма; особенно и даже исключительно пагубно это отражается на высших классах населения, для которых участие в выгодах обогащения гораздо легче и гораздо осязательнее, чем для народной массы, до сих пор неизменно остававшейся и остающейся за штатом на банкете мира сего. Между тем из этих классов вербуется большая часть интеллигенции в лице бюрократии, оказывающей такое властное влияние на всю народную жизнь» [643].

«Материальное могущество современного государства есть, таким образом, совершенно новый и специфический фактор, характерный для нашей эпохи. Культурное значение его, очевидно, совершенно различно в зависимости от того, противостоит ли государству, вооруженному всеми новейшими приобретениями промышленной, административной и иной техники, облеченная правами личность или нет. Иначе говоря: что значит рост материального могущества государства, создаваемый и обеспечиваемый прогрессом техники всякого рода, там, где права личности не отвердились в праве, где господство или признание права объективного не сопровождается безусловным признанием прав субъективных? Эта проблема, имеющая огромный интерес для философии культуры, а стало быть, и права, есть в то же время, по нашему глубочайшему убеждению, основная, поглощающая все остальные, проблема современной культуры» [644].

Истинный национализм — Струве был твердо убежден в этом — основывается на либерализме. Цитируя Аксакова, он нападает на идеологию официального национализма, привязывающего национальный дух к определенным «готовым, уже найденным “народным началам”». Национальный дух не есть нечто фиксируемое и застывшее, он все время развивается и изменяется. Это еще один аргумент, который, согласно Струве, свидетельствует о необходимости обеспечения прав и свобод индивида. «Либерализм в его чистой форме, то есть как признание неотъемлемых прав личности, которые должны стоять выше посягательств какого-либо коллективного, сверхиндивидуального целого, как бы оно ни было организовано и какое бы наименование оно ни носило, и есть единственный вид истинного национализма, подлинного уважения и самоуважения национального духа, то есть признания прав его живых носителей и творцов на свободное творчество и искания, созидание и отвержение целей и “форм” жизни» [645].

Струве находит замечательную метафору, показывая, что в процессе взаимоотношения со своей страной человек находится одновременно и в положении ребенка, и в положении родителя: в качестве ребенка он наследует, в качестве родителя завещает.

Струве был убежден, что Россия стоит на пороге беспрецедентного подъема национальной культуры, безусловным свидетельством чего в его глазах являлся тот факт, что в самом конце XIX века в стране развернулись религиозные дебаты.