Андрей Колганов - Путь к социализму: пройденный и непройденный. От Октябрьской революции к тупику «перестройки»

Во-вторых, товарность зернового производства, составлявшая в 1909-1913 годах 25,5% к валовому сбору, в 1925/26-1928/29 годах составляла примерно 19-21 % [122] Мошков Ю. А. Зерновая проблема в годы сплошной коллективизации сельского хозяйства СССР (1929-1932 гг.). М.: Изд-во МГУ, 1966. С. 23. .

Наконец, хотя заготовки зерновых в общем-то не снижались — в 1924/25 году было заготовлено 52,5 млн ц., в 1925/26 — 89,1 млн ц., в 1926/27 — 116,4 млн ц., в 1927/28 — 110,3 млн ц [123] Малафеев А. Н. История ценообразования в СССР. С. 112. . — но произошел резкий рост затрат хлеба на внутреннее плановое снабжение, что определялось значительным ростом промышленности и связанным с этим ростом городского населения, при быстром росте заработной платы и городского спроса в целом (См. табл. 5).

В 1927 г. вновь упала урожайность, и экспортная программа снова была сорвана. Экспорт хлеба составил в 1927/28 году 17 % к предыдущему году [124] Мошков Ю. А. Указ. соч. С. 29. . В этих условиях государство вынуждено было пойти на применение чрезвычайных мер при хлебозаготовках.

Хозяйственные годы | млн. ц. | В %% к предыдущему году

1925/26 | 62,8 | 100

1926/27 | 78,9 | 125

1927/28 | 101,7 | 130

Источник: Мошков Ю. А. Указ. соч. С. 29.

Хотя решения XV съезда ВКП(б), собравшегося в декабре 1927 года, не обнаруживают еще никаких признаков тревоги за ход хлебозаготовок, зимой-весной 1928 года пришлось применять такие меры, как проведение самообложения, увеличение налогов на зажиточную часть деревни (если в 1926/27 году доля хозяйств, облагавшихся по повышенным ставкам, составила 0,9 %, то в 1927/28 году — 5,96 %; если в 1926/27 году одно зажиточное хозяйство уплачивало в среднем 100 руб. 77 коп. сельхозналога, то в 1928/29 году — 267 руб. 43 коп) [125] Залесский М. Я. Налоговая политика Советского государства в деревне. М., 1940. С. 66, 69, 74, 87; Марьяхин Г. Налоги в СССР. М., 1958. С. 34, 40. Цит. по: Ивницкий Н. А. Классовая борьба в деревне и ликвидация кулачества как класса (1929-1932 гг.). М.: Наука, 1972. С. 52. . Самой серьезной мерой было применение 107 статьи УК РСФСР (и соответствующей статьи УК УССР) к тем, кто укрывает запасы хлеба для спекуляции. Этот шаг уже содержал в себе нарушение законности, ибо нельзя судить как за спекуляцию за одно лишь намерение спекулировать, тем более, что намерение устанавливалось на основе одного только факта наличия хлебных запасов. Этим открывался простор для возрождения методов продразверстки.

Чрезвычайные меры означали разрыв, хотя бы и временный, с новой экономической политикой, построенной на том, чтобы создать хозяйственную заинтересованность крестьянства в союзе с рабочим классом. Всякие предложения административного или экономического нажима на деревню отвергались поэтому по принципиальным соображениям. Е. Преображенский в «Вестнике Коммунистической Академии» из правильной посылки, что «чем более экономически отсталой, мелкобуржуазной, крестьянской является та или иная страна, переходящая к социалистической организации производства… тем меньше будет удельный вес накопления на его собственной производственной базе, т. е. тем меньше она будет питаться прибавочным продуктом работников социалистической промышленности» [126] Цит. по: Партия и оппозиция по документам. Материалы к XV съезду ВКП(б). Вып. 2. Изд. Агитпропа ЦК ВКП(б). М., 1927. С. 35. , делал потенциально опасный вывод, который легко было интерпретировать в антикрестьянском духе — «задача социалистического государства заключается не в том, чтобы брать с мелкобуржуазных производителей меньше, чем брал капитализм, а в том, чтобы брать больше…» [127] Там же. С. 53. . Этот подход был подвергнут дружной критике. Во всяком случае, поначалу всякие предложения троцкистской оппозиции относительно того, чтобы увеличить нажим на крестьянство — путем ли повышения промышленных цен, путем ли изъятия хлебных запасов зажиточной части села — решительно клеймились как левацкая вылазка.

С одной стороны, партийное большинство, группировавшее вокруг Сталина, вполне удовлетворяли темпы восстановления народного хозяйства и та экономическая стабилизация, которые обеспечивались новой экономической политикой. Поэтому Сталин в полном согласии с Бухариным был горячим защитником нэпа, не стеснялся принимать в 1925 году резолюции о необходимости поддержки хозяйственного роста всего крестьянства, делая уступки даже и кулачеству (расширение свободы найма рабочей силы и аренды земли). Именно это дало повод «новой оппозиции» в декабре 1925 года поднять крик на XIV съезде о недооценке кулацкой опасности.

С другой стороны, над ними висела, как дамоклов меч, необходимость найти источники ускоренной модернизации российской экономики. А тут крестьянство однозначно выступало и как ресурс, и как неизбежная жертва такой модернизации. Недаром партийное большинство подвергло столь резкой критике концепцию Преображенского о первоначальном социалистическом накоплении — он посмел вслух произнести то, о чем, по мнению этого большинства, болтать не следовало. Вопрос состоял в том, как побудить крестьянство к жертвам во имя индустриализации страны? Заинтересовав его экономически в сотрудничестве с «городом» через кооперацию, и тем самым подтолкнув смириться с определенным экономическим нажимом, как надеялся Бухарин? Или все же не удастся решить эту проблему без жесткого силового давления — разумеется, опираясь и на расслоение самого крестьянства, и на использование насилия в оболочке привычных крестьянину общинных методов мироустройства?

Второе решение оказалось неизбежным, ибо для проведения в жизнь первого варианта нам очевидным образом не были отпущены историей необходимые сроки.

Заслуга Преображенского заключалась в том, что он открыто поставил перед собой проблему — где взять источники накопления для индустриализации, если приток капитала из-за рубежа нам в больших масштабах не грозит, колоний мы не имеем, а собственные внутрипромышленные накопления весьма ограничены узкими масштабами самой промышленности? Он увидел только один ответ — взять дань с крестьянства.

Такой ответ сразу же вызывал естественное возражение — а что тогда будет с рабоче-крестьянским союзом, на котором держится СССР? И как развиваться промышленности, если мы своими руками будем сужать для нее крестьянский рынок, составлявший тогда наибольшую часть нашего рынка сбыта вообще? Поэтому можно было понять пыл Н. И. Бухарина, с которым он бросился возражать Преображенскому. Бухарин полагал, что Советская власть, ведя неустанную работу по поддержке крестьянского хозяйства, по его втягиванию в кооперацию, по оказанию ему агрономической и зоотехнической помощи, через льготное снабжение сельхозтехникой, может поднять его производительность и укрепить влияние обобществленных форм хозяйства. Это дало бы нам возможность использовать крестьянские накопления для индустриализации, — против необходимости чего Бухарин вовсе не возражал, — но не на основе ограбления крестьян («внутренняя колония» по Преображенскому), а на основе роста крестьянской производительности.