Женщины-легенды

Нерон стал избегать назойливых ласк матери, стараясь держать ее вдали от себя. Более того, он решается на чудовищный поступок — убийство собственной матери. План этого страшного злодеяния разрабатывался хладнокровно и тщательно. Яд был отвергнут — Агриппина сама была тонким знатоком такого рода дел и всякий раз, отправляясь к сыну выказать ему нежную материнскую любовь, не забывала принять противоядие. Впрочем, возможно, такие неудачные попытки и предпринимались, если верить Светонию.

Падающий на постель Агриппины потолок показался Нерону ненадежным средством, и он остановился на корабле, рассыпающемся на части с помощью особого приспособления. Автором этого замысла был вольноотпущенник Нерона Аникет. Он уверял своего патрона в том, что ничего лучшего придумать невозможно, — случайное кораблекрушение не вызовет подозрений, императору же останется выразить лишь великую скорбь и с подобающей пышностью почтить память трагически погибшей матери.

Наконец корабль, отличавшийся богатым убранством, был готов. Оставалось заманить мать в одну из приморских гаваней. В тот (59) год Нерон решил отпраздновать праздник Квинкватров (в честь богини Минервы) в приморских Байях. Сюда же он пригласил и мать. Обрадованная Агриппина, которую серьезно беспокоила отчужденность ее сына, прибыла в Байи из Анция. С объятиями встретил сын мать на берегу и повел в виллу, где на пиру поместил Агриппину на ложе выше себя. Всячески оказывая ей внимание, он рассеял все ее возможные подозрения, а провожая, долго держал в своих объятиях и смотрел в глаза той, которая подарила ему жизнь.

Мать была отправлена им обратно в Анций, конечно же, на самом роскошном корабле. Море было спокойным, небо ясным. Пока в своей каюте Агриппина с двумя своими приближенными оживленно обсуждала радостную перемену в отношениях Нерона, на них вдруг обрушился тяжелый потолок. Но высокие стенки ложа спасли двух из обреченных — Агриппину и ее спутницу Ацер-ронию. Возникшие шум и неразбериха на корабле не позволили развалить его тут же на части. Тогда судно стали раскачивать с борта на борт, чтобы оно затонуло. Агриппина и Ацеррония в этой суматохе случайно оказались за бортом. Несчастная Ацеррония в надежде первой получить спасение стала кричать, что она — мать императора, и тут же была убита баграми. Агриппина же, мгновенно раскусив злодейский замысел, молча отплыла от корабля, оставшись незамеченной. К счастью, вскоре ей попалась рыбацкая лодка, которая и доставила ее, раненную в руку, на виллу. Видя единственный способ остаться в живых в том, чтобы объявить все случившееся результатом тривиального кораблекрушения (чтобы убийцы не поняли, что она разгадала их зловещий план), Агриппина отправляет к сыну вольноотпущенника Агерина с вестью о случайном происшествии на море. Заодно она побеспокоилась о том, чтобы вокруг виллы собралось много народа, выражавшего радость по случаю ее спасения.

Приход Агерина потряс Нерона, он никак не ожидал такого результата. Срочно призвав к себе Аникета, Бурра и Сенеку, он в страхе и гневе потребовал от них найти выход из крайне опасного положения. Но ответом было растерянное молчание. Когда же Сенека предложил Бур-ру и его преторианцам убить Агриппину, тот ответил, что, верные присяге, его гвардейцы на такое не пойдут, лучше поручить это Аникету.

Остановившись на последнем предложении, Нерон постарался придать предстоящему убийству благоприятную окраску. Он вызвал к себе Агерина и, подбросив к его ногам меч, объявил, что Агриппина руками своего вольноотпущенника хотела убить императора. Такая версия определила и дальнейший ход событий: Агерин был арестован, а на виллу Агриппины отправился Аникет с отрядом — он должен был инсценировать самоубийство после якобы неудавшегося покушения.

Отряд прибыл на виллу, где находилась обложенная примочками и лекарственными снадобьями Агриппина. Перепуганные люди, собравшиеся у виллы, разбежались. Аникет с двумя подручными ворвался в покой матери императора. Когда они обступили ее ложе, Агриппина начала кричать, что не верит, будто император может приказать убить свою мать. Но, получив палкой по голове и увидев обнаженный меч, она сама подставила под него живот и крикнула: «Поражай чрево!» В тусклом свете сверкнул клинок…

Не раз и не два флотский офицер с тупым остервенением вонзал свой меч в ее чрево, то чрево, которое породило убийцу своей матери.

Долго предсмертный крик матери преследовал Нерона. Он вроде бы оправдался перед людьми, отправив сенату лживое послание, сочиненное Сенекой, в котором обвинял умерщвленную мать в покушении на его жизнь. Но мог ли он оправдаться перед собой? Вслед за погребальным костром Агриппины заполыхает великолепный Рим на глазах безумно радующегося императора, загорятся живые светильники из невиновных, оклеветанных в; поджоге великого города христиан, разразится безудержная вакханалия насилия и казней. И содрогнутся люди, и навсегда в памяти людской имя Нерона останется именем чудовища…

«Пусть умерщвляет, лишь бы властвовал!» — кто знает, вспомнила ли Агриппина этот ответ на зловещее пророчество оракула в свой смертный час…

Британские острова были известны в Греции еще с середины V века до н. э. Первым о них упоминает Геродот. В своем кратком и смутном описании он называет их Касситеридами — Оловянными островами. Так как греки не отваживались тогда на столь дальние плавания, то считается, что эти данные были получены ими от финикийцев. Задолго до греков те совершали смелые торговые рейды, в том числе и за оловом.

Впервые название «Британские острова» мы находим у Аристотеля в IV веке до н. э. Он помещает их в Океане за областью кельтов и без описаний приводит их названия — Альбион и Иерне.

Но письменная история Британских островов начинается с двух походов Гая Юлия Цезаря в 55 и 54 годах до н. э. Несмотря на победы над британцами, Цезарь дважды был вынужден покинуть остров, заключая выгодный варварам мир. Видимо, к этому его принуждало не только географическое положение острова, но и упорное сопротивление его населения.

В своих «Записках о Галльской войне» он дает подробное описание британцев, как делал до этого относительно народов Галлии (современной Франции) и Германии.

Племена британцев были родственны кельтскому населению Галлии, с которым они поддерживали очень тесные контакты. Видимо, именно из Галлии пришли они на свой остров. Но их существование долго было раздельным, так как уже появились крупные различия в языке, хозяйстве и обычаях. Британцы, по мнению Цезаря, стояли в своем развитии на более низкой ступени по сравнению с жителями континента.