Михаил Алексеев - Военная разведка России от Рюрика до Николая II. Книга 1

Но для “черного кабинета” не существовало непреодолимых преград. Так, одно из посольств отправляло свою дипломатическую корреспонденцию в особом кожаном мешке с мудреным замком и за пломбой, но и эти предосторожности тоже не спасали его дипломатической корреспонденции от перлюстрации, так как вскоре после получения первого мешка “черный кабинет” обзавелся ключом от его замка и щипцами для накладывания таких же пломб. В течение многих лет так никто и не удосужился заняться тщательным осмотром пломбы и обратить должное внимание на незначительную неточность секретного гравсра. Любопытно, что при вскрытии этих мешков однажды произошел забавный курьез: перлюстратор уронил в него, конечно случайно, свою золотую запонку от манжет. Посольство в Петрограде, найдя эту запонку в мешке, вернуло ее со следующей почтой при письме министерству обратно. Перлюстратор, считавший свою запонку безвозвратно потерянной, очень обрадовался, когда нашел ее на следующий день во вскрытом им мешке. Он взял ее себе, а сопровождающее ее письмо просто уничтожил, и этим инцидент был исчерпан. Эти запонки были с монограммою, но буквы монограммы оказались “ОВ”, т.е. одинаковыми в русской азбуке с иностранным алфавитом, в противном случае, какая-нибудь русская буква “Ж” или “Ф” навели бы, конечно, иностранное посольство на нежелательные размышления.

С дипломатической корреспонденцией, вследствие спешки и связанной с ней нервозности, часто происходили такие накладки, которые могли привести к серьезным неприятностям. Так, например, однажды заделали и сдали конверт без вложения письма, которое осталось незамеченным среди других бумаг на столе чтецов; другой раз чтецы перепутали вложения двух конвертов, отправив нидерландскому посольству бумаги на испанском языке из министерства иностранных дел в Мадриде, но все эти инциденты как-то сходили благополучно для “черного кабинета”. Из поднятой по этим делам переписки было видно, что все это приписывалось австрийскому или германскому “черным кабинетам”, так как через зти страны корреспонденция шла транзитами. Их “черные кабинеты” в дипломатических сферах пользовались неважной репутацией из-за небрежности работы, оставлявшей на письмах довольно грубые следы вскрытия. Когда какое-нибудь письмо представляло собой исключительный интерес, то, кроме отправления выписки из него по назначению министру внутренних дел, или иностранных дел, начальнику Генерального штаба или в Департамент полиции, дубликат ее представлялся царю, а иногда, смотря по содержанию письма, выписка представлялась только ему одному [206] Там же. С. 17. .

Не являлось тайной, что “черные кабинеты” иностранных государств также не упускали возможность ознакомиться с содержанием пакетов с надписью “совершенно секретно, в собственные руки” и запечатанных сургучной печатью, поступающих и исходящих из представительств России за рубежом Некоторые из российских послов пытались бороться с этим по собственному разумению.

Про графа Н.П Игнатьева, по словам С. Майского, сохранилось предание, что он, будучи послом в Турции, отправлял свои донесения в простых (не заказных) письмах, заделанных в грошевые конверты, которые пролежали некоторое время вместе с селедкой и мылом, и заставлял своего лакея писать адрес не на имя министра иностранных дел, коему письмо предназначалось, а на имя его дворника, или истопника, по частному адресу. Насколько предпринимаемые Игнатьевым меры предосторожности действительно спасали его корреспонденцию от перлюстрации, сказать затруднительно. Прибегал же Игнатьев к таким мерам потому, что, будучи еще русским военным атташе в Лондоне, он получил однажды письмо из Петербурга со следами оттиска всех почтовых штемпелей на одной стороне вложения, хотя на конверте штемпеля были положены одни на лицевой, а другие на клапанной стороне конверта. Оттисками этих штемпелей можно было безусловно доказать, что его письмо было перлюстрировано в Лондоне, и Игнатьев упрекнул великобританского министра иностранных дел в том, что его подчиненные вскрывают письма члена русской миссии, министр дал честное слово лорда, что в Англии “черного кабинета” не существует; уличенный же оттисками штемпелей в противном, он, смеясь, заметил; “А что же я, по вашему, должен был сказать? Неужели вы думаете, что нам не интересно знать, что вам пишет ваш министр и что вы ему доносите про нас?” [207] Там же. С. 19. .

Описанные выше некоторые аспекты работы Главного управления почт и телеграфов рассмотрены столь подробно лишь с тем, чтобы подчеркнуть: возможности по добыванию разведывательной информации имели различные службы.

Министерство финансов производило сбор разведывательной информации в основном экономического и политического характера, опираясь на свою собственную агентуру за рубежом — финансовых агентов и представителей банков.

В большинстве европейских стран начала XX века считалось вполне нормальным такое явление, как правительственное “субсидирование” дружественных иностранных газет. В докладе французского парламента, составленном в 1913 году, отмечалась “неоспоримая” необходимость подобного “субсидирования”. В этом смысле Россия занимала первое место в Европе, а поскольку Франция была самым большим иностранным вкладчиком в довоенную Россию, главным объектом деятельности Министерства финансов была французская пресса. На содержании Артура Раффаловича, агента Министерства финансов в Париже, с 1894 года находились многие журналисты из крупнейших французских газет. К марту 1905 года поражение русской революции и неудачи России в войне против Японии настолько подорвали доверие французских кредиторов и бизнесменов, что Раффаловичу приходилось в месяц раздавать взяток на сумму около 200.000 франков. В этом ему способствовал министр иностранных дел Франции Делькассе. Результаты деятельности агентов, оказывавших влияние на те или иные круги, практически не поддаются оценке. Также очень трудно оценить, насколько важен подкуп прессы. Как бы там ни было, несмотря на щедрость Раффаловича, в марте 1905 года французские банки прекратили все переговоры относительно дальнейших заемов России. Тем не менее, к 1914 году 25% французских внешних вложений приходилось на Россию (правительственные займы составляли 4/5 этой суммы), в то время как все страны огромной французской империи довольствовались 9%. Без поддержки прессы кризисы доверия, подобные тому, который закрыл французские кредиты России в марте 1905 года, случались бы гораздо чаще [208] Кристофер Эндрю и Олег Гордиевский. Указ. соч. С.51. .

Источником разведывательной информации по Китаю, Японии и Корее являлись и учреждения Русско-Китайского банка в городах Китайской империи.