Михаил Давидов - Тайны гибели российских поэтов: Пушкин, Лермонтов, Маяковский [Документальные повести, статьи, исследования]

Факт обидной для отставного майора Мартынова фразы, громко произнесенной Лермонтовым в ответ на принуждение секундантов произвести выстрелы (после сигнала «Три»), признается сейчас подавляющим большинством лермонтоведов. Приведем только свидетельство сына князя Васильчикова, Б. А. Васильчикова, который неоднократно слышал рассказы об обстоятельствах роковой дуэли от отца: «Лермонтов поднял дуло пистолета вверх, обращаясь к моему отцу, громко, так что Мартынов не мог не слышать, сказал: „Я в этого дурака стрелять не буду!“» [233] О смерти Лермонтова // Возрождение (Париж). — 1939. — № 4153. .

Не будем больше утомлять читателей ссылками на первоисточники, но по ним вытекают и все другие изложенные нами обстоятельства дуэли: произнесенная едва слышно фраза Лермонтова «Миша, умираю» (свидетельство Михаила Глебова), поцелуй убийцей поэта со словами «Миша, прости мне!», оставленная Мартыновым черкеска на дуэльной поляне и т. п.

Итак, абсолютно все обстоятельства хода поединка в моем описании подтверждаются первоисточниками, документальными материалами.

Поэтому я не могу принять тех оскорбительных высказываний в свой адрес, которые изрек глубокоуважаемый Александр Владимирович.

Главный недостаток моей работы А. В. Очман видит в расхождениях с версией В. А. Захарова, изложенной в книге «Загадка последней дуэли» [234] В. А. Захаров. Загадка последней дуэли. — М.: Рус. панорама, 2000. — 352 с. (Далее сокращенно — Захаров). . Очман даже засомневался, знаком ли я вообще с этой работой. Конечно, я внимательно изучил эту книгу В. А. Захарова, как и все другие его произведения на лермонтовскую тему. Как же можно, 35 лет с колоссальными трудностями добывать малодоступную литературу в спецхранах и не прочесть книгу, которой сейчас завалены буквально все книжные магазины страны?

Но дело в том, что я как раз и не считаю работу Захарова (с уважением относясь к ее автору Владимиру Александровичу) истиной в последней инстанции. В рекомендуемой работе я нахожу ошибки и расхождения с некоторыми документальными материалами и не могу принять как окончательную, незыблемую версию. В ней представлен свой взгляд на обстоятельства и ход дуэли Лермонтова и Мартынова, который я уважаю, но с некоторыми положениями автора принципиально не согласен. И не только я, но и многие современные литературоведы и историки. Я не говорю уж о классиках лермонтоведения — П. К. Мартьянове, П. А. Висковатове, Э. Г. Герштейн, С. В. Чекалине, Т. А. Ивановой, Е. И. Яковкиной, С. И. Недумове, И. Л. Андроникове, С. Б. Латышеве. В. А. Мануйлове, Д. А. Алексееве, точки зрения которых по некоторым важнейшим пунктам находятся в явном противоречии с работами В. А. Захарова и самого А. В. Очмана.

Сразу оговорюсь, что я не являюсь сторонником вульгарных и неправдивых версий заговора, задуманного в Санкт-Петербурге и осуществленного у подошвы Машука руками Мартынова или некоего мифического «казака». И первая глава документальной повести («Версии заговора») убедительно доказывает это [235] М. И. Давидов. Дело № 37. — Журнал «Москва». — 2003. — № 7. — С. 185–188. .

Основное, что не нравится А. В. Очману в моем скромном труде, — обвинения H. С. Мартынова в убийстве М. Ю. Лермонтова. Никакого убийства не было, был «честный дуэльный поединок» — в один голос трубят и Захаров, и Очман. Обе их работы являются неприкрытой попыткой обелить убийцу великого русского национального поэта. Сам, мол, виноват. Дерзкий и язвительный был, врагов наживал, над всеми насмехался. Сам де и вызвал Мартынова на дуэль (смерти желал!), на месте поединка посмел пресловутый «дуэльный кодекс» самого графа де Шатовиллара нарушать, отказываясь от своего выстрела и поднимая вверх руку с пистолетом, намереваясь выстрелить в воздух, а не убивать Николая Соломоновича. Желанием сохранить таким образом Мартынову жизнь, мол, де пытался сильно его оскорбить.

Чтобы обелить Мартынова, А. В. Очман пытается искусственно «увеличить» дистанцию между соперниками и убедить всех, что боевой офицер Мартынов «плохой стрелок» и попал в поэта совершенно случайно. Да и оружие, мол, в его руке было дрянное.

Дистанцию между дуэлянтами Очман «удлинил» с 10 шагов, указанных в воспоминаниях А. И. Васильчикова (что соответствует 6,6 м), аж до 15 метров [236] Очман. — С. 74. , то есть в 2,5 раза! Он же утверждает, что из «кухенройтеров», которые применялись на поединке, попасть в противника очень сложно, тем более такому «плохому», по его мнению, стрелку, как Мартынов.

В моем изложении хода дуэли предположено, что в условиях плохой видимости (ливневого дождя) взбешенный Мартынов мог машинально переступить условный барьер. При этом я опирался на ряд работ известных лермонтоведов [237] Л. П. Семенов. Васильчиков о дуэли и смерти Лермонтова // Ученые записки Северо-Осетинского гос. пед. ун-та. — 1940. — Т. 2, вып. 1. — С. 77–84; и другие. , которые уверены в том, что Мартынов переступил черту. В частности, Э. Г. Герштейн писала: «Вторым обвинением (современников поэта и историков) против Мартынова являлось нарушение установленной границы. Судя по первым откликам (письма жителей и гостей Пятигорска после дуэли), Мартынов приблизился к Лермонтову, перейдя барьер. Васильчиков в рассказе для „Русского архива“ написал неопределенно: „Мартынов быстрыми шагами подошел и выстрелил“. В набранной рукописи этой статьи вставлено рукой П. И. Бартенева: „к барьеру“» [238] Э. Г. Герштейн. Судьба Лермонтова. — М.: Худож. лит., 1986. — 351 с. .

Даже если Мартынов и не переступил за условную черту, дистанция между дуэлянтами все равно была ничтожно мала — около 6,6 м. Встаньте напротив друг друга на таком расстоянии, и вы убедитесь, как это близко, особенно если на вас наведено дуло пистолета.

Миф о том, что Мартынов — плохой стрелок, появился через много лет после поединка. Как доказали лермонтоведы, слух о слабой стрелковой подготовке Николая Соломоновича распустил… он сам.

В беседах с завсегдатаями Английского клуба, уже в 1860-х годах. Николай Соломонович серьезно пытался убедить собеседников, что он даже не умел стрелять из пистолета и не хотел убивать Лермонтова, попав в него «совершенно случайно», по ошибке. Однако в 1841 году никто из пятигорского окружения и бывших сослуживцев Мартынова не сомневался в хорошей стрелковой подготовке майора, хотя Лермонтов считался более метким стрелком. Ведь Мартынов был боевым офицером, с 1837 года постоянно участвующим в боевых действиях на Кавказе, за службу был отмечен 27 высочайшими благодарностями, за участие в экспедиции против горцев был награжден орденом Святой Анны 3-й степени с бантом. И то, что боевой офицер, 4 года участвующий в кровопролитных сражениях против горцев, не сможет попасть из пистолета в человека, неподвижно стоящего напротив него всего в 10 шагах (6,6 м) — явная нелепость!