Николай Непомнящий - Люди и динозавры

Первые церкви, посвященные святому Георгию, появляются на востоке Римской империи уже в IV веке. Он необычайно популярен среди европейской знати и рыцарей. Святой Георгий избирается святым покровителем ряда городов и государств (Генуи, Арагона, Португалии, Бургундии, Аквитании и др.).

Наибольшего расцвета культ святого достигает в эпоху крестовых походов — Георгий становится небесным патроном воинов-крестоносцев. Особую роль сыграл генуэзский культ святого Георгия — именно из Генуи крестоносцы со всей Европы отправлялись в Святую Землю. Не меньшую роль в распространении культа святого сыграли купеческие республики и ремесленные гильдии Западной Европы.

Известны многочисленные орденские структуры, посвященные святому Георгию: орден св. Георгия в Альфаме, (1201); французский орден св. Георгия (1390); орден св. Георгия Австрии, или Каринтии (основан в 1273 г., распался и был основан заново в 1468 г.), орден рыцарей св. Георгия для защиты церкви от врагов (1498) и многие другие.

Как и на Западе, решающую роль в распространении культа святого Георгия на Руси играют дружинно-княжеские круги, эстафету которых впоследствии принимает царский двор. Наиболее древние следы культа обнаруживаются в Новгороде и Киеве. Именно князь новгородский, а впоследствии великий князь киевский Ярослав Мудрый (в крещении Георгий, около 978–1054) всемерно способствовал продвижению культа этого святого.

Имя Георгий (Юрий) — одно из самых известных княжеских имен древней Руси. С именем князя Юрия Долгорукого (1090-е — 1157) связано укоренение культа Георгия во Владимиро-Суздальской земле. Долгорукий считается основателем Москвы, откуда берет свое начало особая связь города с культом каппадокийского святого.

Потомки Московского князя Ивана Калиты (около 1283–1341) умело пользовались православием как инструментом государственного строительства. Царь Иван III Васильевич (1440–1505) проявляет особый интерес к святому Георгию-змееборцу. В 1464 г. он воздвигает статую святого над парадным входом в московский Кремль (Флоровские ворота, с 1658 г. называются Спасскими). Это крайне необычное событие, ибо Русская православная церковь не одобряла скульптурные изображения, считая их «идолами». Женившись на Софье, племяннице последнего византийского императора Константина XI Палеолога (1405–1453), Иван III полагает себя преемником византийских императоров и в 1497 г. перенимает герб Византийской империи — двуглавого орла, поместив на его груди свою московскую печать с изображением конного Георгия, поражающего копьем змея. С тех пор это герб русского государства, а позднее и Российской империи.

Однако далеко не всякое изображение всадника с копьем, повергающего чудовище, было связано с фигурой святого Георгия. В русской геральдике эта трактовка закрепилась с момента кодификации российского имперского герба, осуществленной по проекту генерала-фельдмаршала графа Бурхарда Кристофа фон Мюнниха (известного в России как Христофор Антонович Миних, 1683–1767) и утвержденной Военной коллегией в 1729 г. Еще в московскую эпоху по этому поводу наблюдается странная неопределенность. К примеру, в указе от 11 марта 1726 г. (№ 4850) всадник на коне в символике императора всероссийского именуется «ездцом». Дело в том, что в московской истории XV–XVII вв. князья предпочитали изображать себя в виде всадника, вооруженного мечом или копьем, нередко побеждающего дракона или какое-либо дикое животное. Так что принимать все изображения этого ряда за святого Георгия следует далеко не всегда.

В отличие от царского двора митрополичий двор как минимум с подозрением относился к сюжету борьбы святого со змеем. Иконы Георгия-змееборца верхом на коне имелись во множестве провинциальных церквей, но отсутствовали в храмах государственного значения. На иконах Московского Кремля и Троице-Сергиевой лавры Георгий изображался исключительно стоя. Пропп следующим образом комментирует это обстоятельство: «Культ Георгия-змееборца не признавался официальным православным богословием. Георгий-змееборец вошел в культ вопреки церковному руководству. Мы имеем прямые данные о запрещении культа Георгия церковными властями. Но никакие запрещения не могли препятствовать его широкому распространению».

Аналогичная картина наблюдается и на Западе. Невзирая на крайнюю популярность святого, официальные круги католической церкви время от времени демонстрировали избирательный скептицизм по его поводу. В конце V века борец с ересями и пережитками язычества папа Геласий I в Декрете «Decretum Gelasianum» резко осуждал как «еретическую фальсификацию» и запрещал к чтению в Римской церкви текст «Мученичество Георгия». Конечно, он оговаривал, что этот святой достоин почитания, «но дела его известны одному Господу и его «страсти» чтению в святой Римской церкви не подлежат». В IX в. этот запрет подтверждается Константинопольским патриархом Никифором (758–828). Следующий удар по репутации Георгия нанес в XVI в. папа Климент VII (1478–1534) — по его указанию из требников и церковных книг была удалена часть молитв, связанных с житием святого.

Настоящим камнем преткновения, смущавшем умы церковного священноначалия на Западе и на Востоке, служил змееборческий сюжет и стоящие за ним древнейшие «языческие» традиции, оказавшиеся на удивление востребованными в христианский период. Описание битвы святого с драконом содержится в запрещенном Геласием I «Мученичестве Георгия» и упоминается в той части молитв, которая была изъята из церковных книг во время реформы Климента VII. Оно же содержится в апокрифическом житии Георгия, осужденном в славянских индексах запрещенных книг, и фигурирует на соответствующих иконографических сюжетах, бойкотируемых православной церковью. Напомним, что подобное настороженное отношение прослеживается уже в древнеегипетской традиции, в которой сам бог Ра рекомендует богу Земли Гебу остерегаться «заклинающих», владеющих «словами власти».

За сложными религиозно-политическими перипетиями, издревле клубящимися вокруг образа святого змееборца, не следует забывать о прикладном значении его противостояния с чудовищами, перекликающемся с регулирующими функциями словацких «чернокнижников», буддийских и христианских «ученых монахов», сибирских «знающих слово» и древнеегипетских «заклинающих». В пользу этого свидетельствует самый факт сохранение культа героя-змееборца на протяжении всего исторического времени и его особенная актуальность в христианский период. Традиционное сознание в этом смысле весьма категорично — сохраняется лишь то, что актуально и пребывает в функциональной связи с действительностью. Недаром некоторые видные исследователи считали, что змееборческий мотив основан на борьбе с реальными чудовищами.