Николай Непомнящий - Люди и динозавры

В первом и главном монастыре Афона, Великой Лавре, хранится в качестве святыни вполне материальное свидетельство существования реликтовых чудовищ. Это окаменевший язык «аспида» длиной в несколько сантиметров, вставленный в металлическую голову чудовища. Язык был подарен основателю Лавры святому Афанасию Афонскому (ок. 925 или 930 — ок. 1000) византийским императором Никифором II Фокой (ок. 912–969). Ежегодно в день Преображения Господня его извлекают из золотой пасти чудовища и с особой молитвой бросают в Великий Фиал с водой, которая при этом начинает бурлить. После этого Великий Фиал выставляют во двор лавры, так что любой желающий может набрать из него воды, называемой «аспида неро», которая помогает от укусов смертельно ядовитых змей и различных болезней.

В настоящий момент не представляется возможным установить, сохранился ли у афонских монахов практический опыт конструктивного взаимодействия с такого рода существами, каковым, несомненно, обладали некоторые их предшественники. Как мы помним, прецеденты особого взаимодействия святых отшельников со змеями или драконами отчетливо прослеживаются не только в православной, но и в католической традиции. Из приведенных ранее примеров можно выделить историю основателя монастыря Мен-сюр-Луар игумена из Орлеана св. Лифара, которого изображают усердно молящимся рядом с драконом. К нему же обращаются с молитвами против змей.

Не только христианские подвижники, но и сами герои-змееборцы часто находились со змеями в весьма нестандартных взаимоотношениях. К примеру, святого Егория (или трех его сестер) приставляют «ко стаду змеиному и ко звериному», с тем, чтобы они его пасли и всячески окормляли. Добавим к этому, что, по словам Плутарха, «древние верили, будто змея была связана с героями теснее, чем любое другое животное» (Плутарх, Клеомен 39). К пониманию этих мотивов можно приблизиться, если взглянуть на фигуру змея сквозь призму тотемического восприятия, связывающего его с миром божественных предков. Также не следует забывать, что в мифологии древние змееборцы ведут свое происхождение непосредственно от змеев и сами наполовину являются змеями, как древнегреческий человек-змея Кихрей.

Ведущий сотрудник Отдела истории ИНИОН РАН, кандидат исторических наук Т. М. Фадеева в исследовании «Крым в сакральном пространстве» (2000) объясняет тесную связь змееборческого мифа и монашеских аскетических практик общей идеей подчинения земной энергии, аккумулируемой чудовищем, и ее последующего преобразования в энергию более высокого порядка: «Древняя мудрость символически ассоциировала «дракона» или «змея» с потоком земной энергии; согласно такому пониманию, «убить» его или, скажем точнее, «пригвоздить» его голову к земле копьем, как это мы видим на многочисленных изображениях драконоборцев, означало фиксировать энергию, не дать ей «растечься», т. е. аккумулировать ее и подчинить своей воле (направить на повышение плодородия, исцеление и т. д.)».

Как мы могли убедиться, XVI век на Руси был богат знаковыми событиями, так или иначе связанными с культом подземно-подводного ящера. К наиболее значимым из них и, вероятно, взаимосвязанным относились: прекращение практики широкого хождения амулетов-змеевиков, постепенная утрата Рюриковичами лидирующего положения в системе государственной власти, нашествие ящеров-«коркоделов» 1582 г. Напомним, что Рюриковичи, как минимум, на символическом уровне, поддерживали родовую связь с хтоническим праистоками. Все это наводит на мысль о тесных связях славянского «низового» культа ящера и тотемического культа Змеедевы-праматери, воспринятого в среде правящей русской аристократии. С известной долей осторожности можно предположить, что стагнация царской династии Рюриковичей во второй половине XVI в. была связана с угасанием культа ящера на местах, за которым последовала закономерная реакция в форме нашествия «речных» ящеров. Последнее событие, вызванное, по всей видимости, систематической неуплатой или совершенным прекращением жертвенной дани, которая до сего момента, очевидно, исправно производилась, еще раз свидетельствует, что главным объектом славянского культа подземно-подводного ящера являлось реальное реликтовое существо, способное нанести ущерб населению, сохраняющему непосредственную зависимость от «водных путей».

Важную роль в изучении симбиотического взаимодействия человека и некоторых разновидностей реликтовых чудовищ играют сведения о существовании древних языческих капищ, связанных с культом ящера и выполнявших функции оракульских центров. Велецкая отмечает, что согласно древним эгейским представлениям предсказание будущего — важнейшая функция змея как «священного животного, познавшего тайны жизни и смерти». Одно из таких оракульских капищ опять-таки вплоть до середины XVI в. существовало на месте развалин Елабужского Чертова городища при слиянии реки Тоймы с Камой, о котором мы уже упоминали в связи с историей загадочной трости преподобного Авраамия Ростовского. Место это ведет свое название от змея-оракула («черта»), который будто бы жил в находившемся на этой горе языческом храме.

Одно из первых описаний Чертова городища принадлежит Н. П. Рычкову (1746–1784), исследовавшему по заданию правительства в 1769 г. камские окрестности на предмет промышленной перспективы. Оставив в 1767 г. военную службу в чине капитана, Рычков в том же году поступил в снаряженную Императорской Академией Наук экспедицию профессора Палласа «для физического описания южных Российских провинций». В составе экспедиции в 1769 и 1770 гг. он объездил Уфимскую, Пермскую, Вятскую, Оренбургскую и Казанскую губернии. По итогам этой поездки был написан двухтомный труд, изданный Императорской Академией наук и впоследствии переведенный на немецкий язык: «Журнал, или дневные записки путешествия Капитана Рычкова по разным провинциям Российского государства в 1769 и 1770 гг.». В XIX в. академик Петербургской Академии наук и действительный статский советник П. П. Пекарский (1827–1872) следующим образом отзывался о работе Рычкова: «Его описания и доныне могут служить с пользою, в особенности по значительному количеству довольно точных для своего времени чертежей и известий о древних городищах и об устных преданиях, с ними связанных, а также о нравах, обычаях и занятиях разнородных обитателей проеханных им стран».

Вот что пишет Рычков о Чертовом городище: «По известиям, которыя мне сообщил недалеко от Елабуги живущий заводчик Красильников, в сем месте бывал храм древних язычников, обитавших в сей стране. Он славен был вещуном или оракулом, который будто бы в нем находился, и ответы, от него подаваемые, были столько почитаемы, что со всех сторон народ стекался к нему для вопрошения. Повествуют еще, что внутри храма сего обитал ужасной величины змей, котораго безчеловечные жрецы обыкновенно умилостивляли приношением ему в жертву людей иноплеменных и сим его питали. Пред тем, как (быть?) разрушенну царству Болгарскому, сие чудовище неведомо куда пропало. Вотще царь того народа, хотя и со слезами, умилостивлял бога храма сего, дабы спасти отечество свое от народа, с севера идущаго, которых называл он Татарами, и которые уже, находясь в его землях, разоряли некоторыя части его государства. Он не получил никакого ответа о судьбе своего народа и принужден был возвратиться в свой город, в котором обще со всеми своими подданными был жертвою своих неприятелей. Все сие он сказывал мне по преданиям своих предков и по некоторым запискам, которыя имел покойный отец его, будучи человек любопытный: но все оное у него или погорело во время пожару, или утрачено от нерачения домашних».