Мейрин Митчелл - Эль-Кано. Первый кругосветный мореплаватель

Именно в церкви Сан-Сальвадор состоялось в 1397 году заседание первой созванной в Гипускоа хунты (общего совета провинции). На эту хунту собрались представители разных городов, и впервые фуэрос всей провинции были сведены в единое целое. (В настоящее время в главном зале сан-себастьянского дворца Депутации можно видеть прекрасно сохранившееся вышитое знамя одной из таких хунт, собравшейся тоже в Гетарии в 1591 году.)

В отличие от Магеллана, лишь однажды упомянувшего свой родной Опорто, Хуан-Себастьян в своем завещании часто упоминает Гетарию. Начало истории этого рыбачьего порта теряется в седой древности. Право возводить укрепления он получает со времени хартии, дарованной ему 1 сентября 1209 года королем Альфонсом VIII, который, вернувшись из своего похода во Францию, стремился укрепить кантабрийское побережье и увеличить численность населения тамошних городов. В начале XIV века Гетария была одним из важнейших городов провинции Гипускоа, и в 1315 году ее представитель заседал в кортесах в Бургосе. Во время Столетней войны [33]многие гетарийцы с честью служили во французском флоте. Отличались они и в морских битвах, которые из поколения в поколение происходили между рыболовными флотилиями басков и англичан, пока, наконец, в 1351 году Гетария вместе с бискайским портом Бермео и кантабрийским портом Кастро-Урдиалес не отправила посольства в Лондон, где был подписан договор с полномочными представителями английского короля Эдуарда III. Этот договор объявлял перемирие на ближайшие двадцать лет, однако наиболее интересны те его статьи, в которых впервые устанавливается понятие о свободе морей и о гарантиях свободы торговли и рыболовства.

В провинции Гипускоа не было больших городов, и в том веке, в котором родился Эль-Кано, в списках хунт их числилось только двадцать шесть; среди них названа и Гетария. Ее значение возрастало потому, что она была вторым после Сан-Себастьяна портом, через который в Наварру ввозились иностранные товары; эти товары выгружались в Гетарии, а оттуда доставлялись по суше в Толосу, главный торговый центр королевства Наварры. После Великого пожара 1597 года, почти совсем уничтожившего город, Гетария оправилась довольно быстро; однако в 1638 году заново отстроенный город серьезно пострадал от взрыва крюйт-камер на нескольких кораблях адмирала де Осеса, чья эскадра укрылась в его порту от англичан и французов.

Ныне главная площадь Гетарии, мирная и безлюдная, оживляется лишь прибытием автобусов из Сарауса или Сумайи, проездом грузовиков с рыбоконсервных заводов, имеющих столь большое значение для экономики побережья, да изредка игрой в пелоту [34]. Совсем иной была, вероятно, эта площадь в давние времена. В старину, как и в дни Эль-Кано, она служила одним из главных пунктов обороны Гетарии, но, поскольку город расположен у подножия холма, он оказывался беззащитным, если нападение велось с суши и врагу удавалось захватить высоты. Батареи на площади были недостаточно мощными, чтобы оборонять порт, и не спасли мыс Сан-Антон от наполеоновских войск в 1813 году. Поэтому в эпоху карлистских войн [35]там были поставлены дополнительные батареи, обслуживавшиеся артиллеристами из Сан-Себастьяна. Тем не менее в 1836 году напавшие на Гетарию карлисты разрушили большую часть укрепленной стены на перешейке и гарнизон был вынужден отступить на Сан-Антон. Из ста девятнадцати домов внутри городских стен уцелело только шестнадцать [36].

Но сердце Гетарии остается все таким же, и теперешняя Гетария отличается от Гетарии времен Эль-Кано лишь некоторыми изменениями в архитектуре зданий. Над теми же узкими переулками, совсем темными от высоких домов по обе их стороны, по-прежнему колышется полог сушащегося белья, фасады выбелены так же чисто, а возле бакалейной лавки — тот же резкий аромат «голландского» сыра, который в Испании пахнет, по-видимому, сильнее, чем где-либо еще. Те же запахи соленой воды, оливкового масла, рыбы и мокрой пеньки заполняют вымощенные булыжником улицы, как и в те времена, когда Эль-Кано спускался по ним к порту. А главное, на этих улочках можно услышать тот же язык, на котором говорил он сам, хотя и реже, чем в его дни. И это внушает тревогу всем тем, кто убежден, что язык басков, возможно, является последним европейским реликтом того языка, на котором говорило человечество в эпоху верхнего палеолита. Мне было очень приятно, что маленькая девочка, которая вызвалась быть моей проводницей, на языке басков вела длинный разговор со священником, у которого она осведомилась, действительно ли Эль-Кано был крещен в купели, стоящей теперь в церкви Сан-Сальвадор. Купель эта замечательна своими размерами: большая каменная чаша на пьедестале, а над ней вздымается деревянный балдахин, сужающийся кверху и увенчанный крестом.

Хотя мы знаем, где крестили Хуана-Себастьяна, о его детстве и ранней юности не известно практически ничего. Нить жизни Эль-Кано нам удается вновь отыскать только с той поры, когда ему исполняется примерно двадцать лет. Часто утверждалось, будто он в качестве солдата принимал участие в итальянских походах великого капитана Гонсало де Кордовы [37]. Однако если Эль-Кано родился, как принято теперь считать, около 1487 года, то первая из этих кампаний завершилась за пять лет до его рождения. Тем не менее почти общепризнанно, что в 1507 году, когда Гонсало де Кордова возвращался из Италии во главе победоносной армии короля Фердинанда, двадцатилетний Эль-Кано служил на одном из судов, перевозивших солдат в Валенсию. К тому времени, когда вернулся сам Фердинанд, кардинал Хименес де Сиснерос [38], архиепископ толедский и самый могущественный человек в Испании, уже осуществил первую часть своего заветного плана — объединения четырех королевств (Арагона, Кастилии, Гранады и Неаполитанско-Сицилийского), союз которых на время распался из-за смерти королевы Изабеллы [39]. Мавры были изгнаны из Испании; Сиснерос стремился разбить их и в Северной Африке. Ведение этой войны он рекомендовал поручить великому капитану Гонсало де Кордове, но Фердинанд, недовольный популярностью, которую принесли этому замечательному полководцу победы в Италии, отклонил предложение Сиснероса, и тот сам возглавил испанскую армию в этом крестовом походе.

На заре 16 мая 1509 года престарелый кардинал (ему было тогда семьдесят три года) отплыл из Картахены в Оран. Двадцатидвухлетний Эль-Кано служил на одном из судов экспедиции. Десять линейных кораблей и восемьдесят судов поменьше должны были доставить в Африку около девяти тысяч человек пехоты и свыше трех тысяч кавалерии. Суда приняли на борт колоссальный груз, в том числе и мешки с золотыми монетами для выплаты жалованья войскам. Кардинал давно уже мечтал о крестовом походе против мавров на североафриканском побережье, где укрепились пираты. Но, хорошо зная скаредность Фердинанда, он не сомневался, что добиться необходимых средств непосредственно от короля вряд ли удастся, и поэтому в течение многих лет копил в старинной башне в Уседе деньги для этой войны. И вот теперь, когда среди солдат в Малаге возникло недовольство и они потребовали жалованье вперед, Сиснерос приказал переносить деньги на корабли с торжественными церемониями. Тут, как и во многих других случаях, кардинал показал себя любителем психологических эффектов: погрузка казны сопровождалась даже военной музыкой! [40](Эль-Кано, наверное, улыбнулся, заметив, что доставленные в Картахену мешки были завязаны лентами разных цветов. Такие кокетливые ухищрения совсем не соответствовали тому, что ожидало этих моряков и солдат, — он, несомненно, предвидел, что им предстоят кровопролитнейшие битвы.)