Вадим Нестеров - Служба забытых цитат

Так вот, все эти жители Генуи и Венеции помимо прочего занимались еще и тем, что активно скупали по демпинговым ценам рабов, которых вернувшиеся из набегов крымские татары продавали на рынках Кафы и других невольничьих центров. То есть, по большей части — русских, поляков, черкесов и т. п.

Скупали, значится, в товарных количествах, и везли домой, дабы те непроизводительным трудом поднимали экономику родной Италии. Скоро этих невольников там стало так много, что великий поэт-гуманист не выдержал и начал ворчать по поводу засилья "инородцев".

Ну не любил классик лимиту. Не любил.

«В последние тридцать лет более или менее имущие обитатели развитых стран завалены продукцией. Взять хотя бы искусство. В музыкальных магазинах — сотни тысяч дисков; мой телевизор принимает семьдесят каналов; в «Справочнике по американским поэтам» перечислены примерно семь тысяч живых, печатающихся стихотворцев; есть веб-сайт, где выставлен на продажу миллион новых книг, и есть веб-сайт с четырьмя миллионами старых книг, которые уже не допечатываются; картинных галерей, танцевальных и музыкальных заведений в любом большом городе стало столько, что хочется сидеть дома и смотреть в пустоту.

Для искусства это означает, что сейчас почти невозможно оказать какое-либо влияние.

Первое издание «Бесплодной земли» Элиота вышло тиражом всего пятьсот экземпляров, но эта вещь преобразовала поэзию на многих языках и была известна всем читателям современной поэзии, вызывая у одних восхищение, у других отторжение. Теперь подобное непредставимо: последней книгой, мгновенно подействовавшей на литературу как таковую в международном масштабе, был роман «Сто лет одиночества», появившийся в 1967-м году — как раз перед наступлением нынешней эпохи перенасыщения».

Элиот Уайнбергер, "Рвота".

Самое интересное всегда лежит не в работах историков, а в документах.

Страдающие о "лучшем в мире, но преданном царе" могут увидеть, что к моменту революции Николая Второго считали не лучшим правителем страны не только военные или интеллигенция, но и некоторые представители его собственного семейства.

Вот вам несколько откровений людей с фамилией «Романов».

Великий князь Николай Михайлович еще в 1916 году пишет вдовствующей императрице Марии Федоровне: « Речь идет о спасении престола — не династии, которая еще прочна, но теперешнего государя. Иначе будет слишком поздно… Вся Россия знает, что покойный Распутин и А. Ф. (Александра Федоровна, жена Николая II) — одно и то же. Первый убит, теперь должна исчезнуть и другая », — и дальше призывает поместить императрицу в монастырь или сумасшедший дом.

Письмо в.к. Николая Михайловича вдовствующей императрице Марии Федоровне. 24 декабря 1916

Или вот еще: « В дни старого режима, в дни того, что теперь принято называть "прогнившим строем" мы часто и откровенно говорили с тобою! Ты отлично знал мои взгляды, которые шли прямо против того, что тогда творилось. Мы все приходили к убеждению, что "старый режим неминуемо должен привести к финальной катастрофе" — так оно и случилось!

Помнишь как я был, сам того не зная — прав, когда умолял Ники не брать командования армиями, относиться с большим доверием к народному представительству и обращать больше внимания на общественное мнение — говоря, что в противном случае все рухнет! Наконец последним актом моего пребывания в Петр[ограде] явилось вполне сознательное и продуманное участие в убийстве Распутина — как последняя попытка дать возможность Государю открыто переменить курс, не беря на себя ответственность за удаление этого человека. (Аликс ему это бы не дала сделать.)

И даже это! не помогло, и все осталось по-прежнему, если не стало еще хуже! ».

Это не Ленин. Это великий князь Дмитрий Павлович пишет отцу, великому князю Павлу Александровичу, в апреле 1917-го.

В том же письме, кстати, он делится любопытными впечатлениями от наступившей после Февраля «демократии»: « Неужели старое правительство было право, когда в основу своей политики (против которой я так восставал) клало идею о том, что мы, русские, не доросли до «свободы»? Неужели это действительно так? Неужели русский человек видит в «свободе» не увеличение гражданского долга, а просто свободу делать все, что раньше не делалось, все, что раньше запрещалось! Неужели наша русская психология не признает другой свободы, кроме свободы хамского желания и самого грубого его исполнения! ».

Письмо в.к. Дмитрия Павловича отцу в.к. Павлу Александровичу об отношении к убийству Распутина и революции. Исфаган (Персия) 29 апреля 1917.

А вот телеграмма от главнокомандующего русской армией, великого князя Николая Николаевича:

"От в.к. Николая Николаевича: Я, как верноподданный, считаю по долгу присяги и по духу присяги необходимым коленопреклоненно молить Ваше императорское величество спасти Россию и Вашего наследника … Осенив себя крестным знаменьем, передайте ему Ваше наследие.

Другого выхода нет … ".

Меж тем еще недавно вот так августейшее семейство реагировало на совершающуюся революцию: « Это «хулиганское» движение, юноши и девушки только для подстрекательства бегают с криками, что у них нет хлеба, а рабочие не дают другим работать. Было бы очень холодно, они, вероятно, остались бы дома ». Это императрица Мария Федоровна пишет Николаю в ставку, пишет по-английски, только слово «хулиганское» — кириллицей.

А вот как — на свершившуюся: « С восторгом приветствую новое правительство свободной России! Прошу вас известить меня, могу ли я считать себя свободным гражданином после 40 лет преследования меня старым режимом при содействии психиатров и жандармов ». Это не амнистированный подпольщик-социалист, это великий князь Николай Константинович.

Эту "паршивую овцу семейства Романовых", правда, и впрямь подвергали репрессиям. А именно — после участия в уголовном преступлении (похищении бриллиантов, принадлежащих августейшему семейству) объявили душевнобольным и отправили жить в Ташкент, подальше от родственников.

Ну а подытоживает все запись в дневнике великого князя Андрея Владимировича за 1917 год.

"В один день все прошлое величие России рухнуло. И рухнуло бесповоротно …".

Обычно когда люди говорят о творчестве, они прибегают ко всяким возвышенным сравнениям — говорят о мечтах, грёзах, волшебном сне…

Некоторые, устав от красивостей, вспоминают про "десять процентов таланта и девяносто процентов труда.

И лишь иногда творческие люди проговариваются, и начинают говорить правду, употребляя при этом не самые приличные сравнения.