Вадим Нестеров - Жизнь примечательных людей. Книга первая

А «свобода для…» почему-то все никак не наступит.

И в кино тоже.

Знаете, кто самые крутые среди ученых?

Зоологи.

По крайней мере, я не слышал, чтобы с представителях других наук приключались столь же безумные (но при этом — строго документированные) случаи.

Первый из них произошел с Николаем Северцевым, известнейшим русским зоологом (на 25 этаже высотки МГУ, в Музее землеведения, установлен его бюст), основоположником отечественной зоогеографии и экологии. И — человеком с недоотрубленной головой.

Да-да. Совершенно безбашенный был исследователь. Да, практически в прямом смысле слова.

Дело в том, что как только Средняя Азия была присоединена к России, ученый немедленно отправился исследовать тамошнюю фауну. А идущие в регионе боевые действия его мало беспокоили. Почти год он изучал животных низовьев Сыр-Дарьи, но потом все-таки нарвался — причем в прямом смысле — во время охоты они вместе с препаратором Гурьяновым, который был с ним с самого начала экспедиции, нарвались на вооруженный отряд кокандцев.

Вот как описывает дальнейшие события сам основоположник:

«Он (Гурьянов — ВН) скакал сперва рядом со мной, но нас разлучили первые, обогнавшие нас коканцы, кольнувши его пикой. Он стрелял — вместе с казаками и после; его ружье было двуствольное. Результата своего выстрела он не видал; еще дым не рассеялся, как он уже получил, как я после узнал, еще три раны пикой, к счастью, легких, и был сбит с лошади, не убивши и не ранивши никого.

Едва успел я от него отъехать, как меня догнал коканец и кольнул пикой. Коканцы скакали впереди меня — другие еще оставались сзади — мною овладела злоба пойманного волка, кусающего своих ловцов с яростью безнадежного отчаяния. Я не надеялся спастись и, решившись не достаться им даром, метко, расчетливо прицелился в ранившего меня коканца, пустил в него правильно досланную пулю — и его лошадь поскакала без седока, а он лег мертвый поперек дороги, с простреленной навылет головой.

Тут опять мелькнула пропавшая было надежда догнать своих, пробиться — да лошадь запнулась перед мертвым телом; меня настигли еще три неприятеля. Я обернулся к ним, готовый еще раз стрелять, и выстрелил, но уже пеший; сперва меня сняли с лошади на пике, воткнутой мне в грудную кость. Остававшаяся в одном стволе, недосланная пуля так и не вылетела; выстрел разорвал ружье. Тогда один из неприятелей, коканец, ударил меня шашкой по носу, и рассек только кожу; второй удар по виску, расколовший скуловую кость, сбил меня с ног — и он стал отсекать мне голову, нанес еще несколько ударов, глубоко разрубил шею, расколол череп… я чувствовал каждый удар, но, странно, без особенной боли.

Двое других, киргизы, между тем ловили мою лошадь; поймавши ее, они подошли и остановили своего товарища, почему я и остался жив.

(Н. А. Северцов. Месяц плена у коканцев. — СПб., 1860 г.)

А вот как об этом случае рассказывает летописец Большой Игры, генерал Михаил Африканович Терентьев:

"С Катениным приехал в степи и магистр зоологии знаменитый Северцев. 26 апреля 1858 года он отправился на охоту из Перовска к Джулеку с тремя казаками: Чупуриным, Полозовым и Хасамаевым да с препаратором Гурьяновым. За озером Джарты-кулем на них напала партия разбойника Досана. Все охотники были переранены, кроме Чупурина, который ускакал и дал знать в отряде. Северцев попал в плен, и ему стали рубить голову, но два удара по шее оказались недостаточными для отделения головы магистра, и тут раздался голос благоразумного разбойника, что за живого «тюря» (князя) больше можно получить, чем за его голову.

Северцева увезли в Яны-Курган и вылечили. Через неделю бек прислал письмо в Перовск, что его людьми захвачен русский разбойник, который называет себя Северцевым. Генерал Данзас (тогдашний начальник Сырдарьинской линии — ВН) ответил, что это не только не разбойник, но даже не воин, а мирный человек, ученый, собирающий птиц и зверей; поэтому потребовал выдачи пленного и двинул войска. На встречу бек выслал депутацию и выдал Северцева. У него оказалось 12 ран, в том числе сабельная в висок и пичная в грудь были опасны.

В общем, в плену Северцев провел больше месяца, потом довольно быстро вылечился в армейском госпитале и, разумеется, снова принялся за научные исследования, в итоге его двухлетняя экспедиция завершилась только в конце октября 1858 года.

Впрочем, без последствий это происшествие все-таки не осталось. После этого случая Северцев отпустил роскошную бороду, чтобы спрятать страшные раны на шее.

Вторая история из цикла "Зоологи — брутальные люди". Произошла эта история в знаменитом Зоологическом музее МГУ, которой во всех смыслах слова был домом для его легендарного директора Григория Александровича Кожевникова.

Действующие лица:

Григорий Александрович Кожевников. Русский и советский энтомолог, зоолог, географ, охотовед, эколог. Основоположник заповедного дела России, первый председатель Всероссийского общества охраны природы, профессор МГУ и множества других научных учреждений. По мнению современного историка науки Дугласа Вайнера: « Сегодня ретроспективно мы можем видеть, что Кожевников нащупывал путь к величайшей в XX веке революции в биологии: синтезу экологии, генетики и эволюционной теории ».

Николай Николаевич Плавильщиков. Зоолог широкого профиля, энтомолог, знаменитый популяризатор науки, автор множества книг, обложки которых и проиллюстрируют этот рассказ. Крупнейший в мире специалист по систематике и фаунистике жуков-усачей ( Cerambycidae ), доктор биологических наук, профессор. Ученик профессора Кожевникова, то время — его ассистент.

История эта стала легендарной в научном мире, существует как минимум четыре варианта, в которых ее пересказывают друг другу биологи, но я отдал предпочтение воспоминаниям современника — доктора биологических наук Бориса Сергеевича Кузина.

Случилось это все в 1921 году. Только-только закончилась Гражданская война, в стране — разруха, в столице — голодно, у денежных знаков — гиперинфляция. У людей… У людей рухнул привычный мир, и они, растерянные, сидят на обломках. По сути, полный аналог наших девяностых, вот только у нас в сравнении с ними, если по-честному, было не дерьмо, а повидло.

Дальше слово Б. С. Кузину.

«Н.Н. Плавильщиков, бывший тогда ассистентом Г.А. (Кожевникова — ВН), получил в банке какие-то суммы для Музея. Принесенные миллионы Плавильщиков доставил Г.А. на квартиру, которая помещалась в здании Музея и имела непосредственный выход через лестничную площадку в верхний выставочный зал. Г.А., сидя за столом, стал считать полученные деньги, склонившись над ними. В это время Плавильщиков выхватил револьвер и произвел два выстрела ему в голову, почти в упор, после чего направился к выходу.