Олег Соколов - Аустерлиц Наполеон, Россия и Европа. 1799-1805 гг

Достаточно одного взгляда на поле будущей битвы, чтобы понять, что Праценские высоты имеют очень важное значение как для наступающего, так и для обороняющегося. Господствуя над местностью, они являются ключом позиции. Как утверждает ряд источников, соратники Наполеона предлагали ему занять плато и дать оборонительный бой, опираясь на выгодную позицию. Однако император оставил Праценские высоты свободными. «Если бы я захотел помешать неприятелю пройти, я расположился бы здесь, — якобы заявил Наполеон, — но тогда произошла бы обычная битва, если же я, наоборот, отодвину свое правое крыло ближе к Брюнну, а они покинут эти высоты, они погибли безвозвратно » 42.

Действительно, подобная фраза встречается практически во всех записках тех, кто был рядом с императором в эти дни, и, без сомнения, в этой или примерно подобной форме она была сказана, возможно, не один раз. Ясно также, что если бы французы заняли Праценское плато, произошло бы простое фронтальное столкновение, так как мимо Праценских высот пройти невозможно, а для их обхода союзникам заведомо пришлось бы оставить свою операционную линию. По всей видимости, им пришлось бы атаковать в лоб. В таком случае император мог рассчитывать отразить их наступление, но не более. Ему же нужна была сокрушительная победа. Он надеялся заставить их сделать грубую ошибку в организации наступления и нанести сокрушительный контрудар. Об этом уже упоминалось в начале этой главы.

Почти все историки единодушно утверждают следующее: император рассчитывал, что союзники, очистив Праценские высоты для обхода французской армии с юга (на что Наполеон провоцировал их ослаблением своего правого крыла), должны были оголить свой центр, куда французский полководец и планировал нанести главный удар. Затем, обрушившись на массы войск левого фланга неприятеля, которые будут удержаны с фронта дивизиями Леграна и Фриана на линии ручья Гольдбах, прижать их к прудам и уничтожить если не полностью, то хотя бы частично. Примерно так на деле все и случилось. Но думал ли Наполеон об этом до боя, является ли все происшедшее осуществлением гениального предвидения?

Уже факты, приведенные в этой главе, заставляют усомниться в подобном предсказании будущего. В начале наступления союзников они двигались правым (северным) крылом вперед. И только 29 ноября произвели изменения в порядке движения своих колонн. Более того, если бы они атаковали 29 или 30 ноября, Наполеон планировал отступление на новые позиции за рекой Шварцавой примерно в 10 км к западу от Праценского плато. Только к вечеру 30-го он окончательно принимает решение дать бой в районе Працена.

Таким образом, если даже «классический» план существовал, то не в форме ясновидческого предсказания, а как некий вариант действий среди прочих возможных. Сегюр утверждает, что Наполеон был в восторге от движения союзников по высотам в районе Працена. Возможно, что эта фраза появилась postfactum. Действительно, 30 ноября союзники выказывали свое намерение двигаться вдоль по долине Литтавы в обход Праценского плато. Подобное движение, конечно, было тем, что мог желать Наполеон. Союзная армия таким образом растягивалась по низинам, оставляя сильную позицию на Працене без внимания. Можно было в ходе боя легко занять Праценское плато, тем самым разъединив силы неприятеля. Появление крупных масс союзных войск на Працене, пусть даже они и двигались вначале в юго-западном направлении, было, скорее, не слишком приятной новостью для французского полководца. Колен пишет, что император «испытал некоторое разочарование, увидев, что союзники покинули долину и утвердились на высотах...» 43. К сожалению, выдающийся историк не приводит источник, из которого он почерпнул информацию о «некотором разочаровании», однако это похоже на правду. Даже в заметках о битве при Аустерлице, сделанных самим Наполеоном, встречается фраза, сказанная им, когда он наблюдал за действиями союзников: «Если они думают, что я пойду их оттуда выбивать, им придется ждать очень долго» 44. Навряд ли император произнес эту фразу, «затрепетав от радости». К вечеру союзные войска остановились посредине плато, и дальнейшее их направление движения было сложно предугадать.

Так или иначе, у императора сложился определенный план действий. Он был зафиксирован в единственном документе, не вызывающем сомнения с точки зрения времени его появления. Все прочее — это описания, сделанные уже после сражения как самим Наполеоном и его начальником штаба Бертье в официальных реляциях, так и участниками сражения в их рапортах и мемуарах. Все эти документы составлены после битвы, когда был известен ее результат и ход. Но этих документов очень много, и именно они на все лады перепевались историками Наполеоновской эпохи.

Первыми, кто увидел несоответствие в распоряжениях, отданных накануне, и тем, что якобы произошло в соответствии со строго задуманным планом, были французские историки начала XX века Морис Дюмулен и одновременно с ним Жан Колен. Наконец, в 1947 г. во французском военно-историческом журнале появилась статья Мишеля де Ломбареса о битве при Аустерлице, которая нанесла еще один удар по легенде. Ломбарес показал, что план императора постоянно подвергался модификациям. Разумеется, речь не идет о том, что Наполеон был исключительно импровизатором и все решал в последнюю минуту. Видно, как император совершенно четко поставил перед собой задачу нанести удар по союзникам в момент их наступления. Он готовил контрнаступление тщательно, он позаботился о том, чтобы все шестеренки военного механизма работали четко и без сбоев. Однако при всей своей прозорливости Наполеон не мог точно знать, что в конечном итоге конкретно предпримет неприятель. Поэтому, исходя из генеральной идеи, которая оставалась неизменной, он постоянно искал различные варианты решений, и эти варианты модифицировались практически постоянно.

С этой точки зрения совершенно наивно звучат слова Михайловского-Данилевского: «Вымышленные похвалы не нужны дивному полководцу. Сделанное им в вечеру передвижение, и вообще распоряжения его к Аустерлицкой битве основывались на известности ему предположений наших» 45. И тем более абсурдно то, что написал Долгорукий царю после битвы: «Армию Вашего Величества привели не столько, чтобы сражаться, сколько для того, чтобы отдать ее в руки врага, и что совсем гнусно — наша диспозиция была сообщена неприятелю» 46. Если бы император имел в руках точные агентурные сведения, он, очевидно, не менял бы свои планы, не пытался всеми способами понять, что же происходит за завесой из кавалерийских отрядов, не совершал постоянные, подчас рискованные рекогносцировки.