Николай Грацианский - О разделах земель у бургундов и у вестготов

Интересно выяснить взаимоотношения между варварами и римлянами, сложившиеся в результате раздела земель по праву hospitalitas. Как видно из Бургундской Правды, между соседями иногда происходили мелкие столкновения по хозяйственным вопросам, [23] Lex Burg., tt. XIII, XXXI, LIV, 2; LXVII. повидимому, бывали случаи прямого утеснения римлян со стороны бургундской знати, стремившейся, по примеру прочих бургундов, получить не половину, а две трети земель и треть рабов от своих госпитов. [24] Ib., t. LIV, 1. Все это, однако, — частные случаи, не мешавшие в общем мирному соседству римлян и варваров. Бургунды никогда не чинили над мирными римскими землевладельцами массовых насилий, подобных тем насилиям, которые допустили, например, расквартированные Аэцием в окрестностях Валанса аланы: собственников земель, воспротивившихся разделу, они с оружием в руках совсем выгнали из их владений. [25] Prosp. Tyronis Chron., a. 442. Bouquet, I, 639: «Alani, quibus terrae Galliae ulterioris cum incolis dividendae a patricio Aetio traditae fuerant, resistentes armis subigunt, et expulsis dominis terrae possessionem vi adipiscuntur». Одно из стихотворений Сидония Аполлинария дает ценные сведения о взаимоотношении госпитов и о той бытовой обстановке, которая складывалась в результате практики hospitalitas. Стихотворение адресовано знакомому Сидония Аполлинария, просившему его сложить торжественную песню в честь новобрачных. Сидоний отвечает, что он не может этого сделать в той обстановке, в какой вынужден жить, и описывает при этом те отношения, которые установились у него с расквартированными в его поместье, в Лионской Галлии, бургундами: «Зачем ты требуешь, чтобы я сложил песню в честь Дианы, — я, постоянно окруженный толпою косматых варваров, вынужденный выносить звуки германской речи и расхваливать с угрюмым видом песню, которую поет объевшийся бургунд, мажущий прогорклым маслом свои волосы? Хочешь, я скажу тебе, что мешает поэме? Моя муза отвергает шестистопный стих с тех пор, как видит семифутовых покровителей и слышит их варварское пение. Счастливы глаза твои и уши и, скажу даже, счастливо твое обоняние: десяток бургундов не оскорбляет его с раннего утра запахом чеснока и лука. Толпа великанов, которых едва вместила бы кухня Алкиноя, не ломится к тебе на самом рассвете, как будто ты — престарелый их дедушка или муж их кормилицы.» [26] Sid. Apoll. Carm, XXIII. ed. Baret. Quid me, etsi valeam, parare carmen Fescenninicolae jubes Diones, Inter crinigeras situm catervas, Et germanica verba sustinentem, Laudantem tetrico subinde vultu Quod Burgundio cantat esculentus, Infundens acido comam butyro? Vis dicam tibi, quid poema frangat? Ex hoc barbaricis abacta plectris Spernit senipedem stilum Thalia, Ex quo septipedes videt patronos. Felices oculos tuos et aures, Felicemque libet vocare nasum. Cui non allia sordidaeque caepae, Ructant mane novo decem apparatus, Quem non ut vetulum patris parentem Nutricisque virum, die nec orto Tot tantique petunt simul gigantes, Quot vix Alcinoi culina ferret.

Разберем это прямо списанное с натуры стихотворение Сидония, составленное, повидимому, во время междуцарствия конца 456 и начала 457 гг. (от смерти Авита до провозглашения императором Майориана), когда бургунды явились в Лионскую Галлию в роли своеобразных «покровителей» местных магнатов и были расквартированы в их поместьях. В поместье Сидония живет целая толпа их, и с самого раннего утра эта толпа является к важному римскому магнату, желая засвидетельствовать ему свое глубокое почтение. Сидоний распоряжается накормить этих варваров и как любезный хозяин выслушивает их разговоры и пение. Простодушная и общительная толпа бургундов — госпитов Сидония, — вне всякого сомнения, толпа крестьян, а не знатных людей, смущающая римского магната и своим необычайным видом и своим запахом. Этих крестьян поселено у Сидония значительное количество, следовательно, каждому из них предоставлено в его поместье сравнительно по небольшому участку. Не у всех помещиков в Лионской Галлии поселены бургунды: адресат, которому направлено стихотворное послание Сидония, не испытывал их сообщества; его поместья, очевидно, не подверглись разделу.

Сидоний, как мы видим, определенно недоволен сообществом бургундов. Но его недовольство не таково, какого мы в праве были бы ожидать. Он недоволен не тем, что вынужден отдать варварам часть своих земель. Его выводит из равновесия навязчивость бургундов, их частое присутствие и непривычные изъявления их привязанности. В одном из писем Сидоний откровенно сознается, что ему не нравятся варвары, кто бы они ни были. «Ты избегаешь варваров, кажущихся злыми; я бегаю даже от добрых» — пишет Сидоний своему другу Филагрию. [27] Sid. Apoll. Epist. VII, 14, ed. Baret: «Barbaros vitas quia mali putentur, ego etiamsi boni».

Как видим, варвары противны этому представителю утонченной римской культуры просто потому, что они — варвары. Противны ему и варвары-бургунды, хотя сами они, очевидно, в восторге от знатного и культурного римского магната. Лишь позднее, уже будучи епископом Оверни и испытывая здесь гонения со стороны вестготов, Сидоний оценил качества мирных и добродушных гигантов-бургундов, которые стали казаться ему, по его собственным словам, «самыми кроткими из варваров».

Не все галло-римские магнаты относились к бургундам так высокомерно, как Сидоний. Из его же писем мы узнаем о большой дружбе с бургундами не менее знатного галльского магната — одного из представителей известного рода Сиагриев. [28] См. о Сиагриях. Соville, Recherches sur lʼhistoire de Lyon, p. 5 sqq. Les Syagrii. Вот что пишет ему Сидоний Аполлинарий: «Трудно вообразить, как я удивлен той легкостью, с какой ты постиг германский язык... Не поверишь, как мы смеемся всякий раз, когда узнаем, что в твоем присутствии варвар боится допустить варваризм в своей речи. Удивляются тебе согбенные старцы германцев, видя, как ты читаешь их письма, и призывают тебя судьею и посредником в их спорах. Ты — новый Солон для бургундов по части толкования их законов, новый Амфион по части игры на трехструнной кифаре. Тебя любят, посещают, ищут..., избирают посредником, судьей; ты решаешь и тебя слушают. И хотя они одинаково грубы и суровы телом и смыслом, они учатся у тебя говорить на их собственном языке и носить римское сердце». [29] Sid. Apoll. Epist. V, 17, ed. Baret: «...immane narratu est, quantum stupeam sermonis te germanici notitiam tanto facilitate rapuisse... Aestimari minime potest, quanto mihi caeterisque sit risui, quoties audio quod, te praesente, formidet facere linguae suae barbarus barbarismum. Adstupet tibi epistolas interpretanti curva Germanorum senectus, et negotiis mutuis arbitrum te disceptatoremque desumit. Novus Burgundionum Solon in legibus disserendis, novus Amphion in citharis sed trichordibus temperandis, amaris, frequentaris, expeteris, oblectas, eligeris, adhiberis, decernis, audiris. Et quanquam aeque corporibus ac sensu rigidi sint, amplectuntur in te pariter et discunt sermonem patrium, cor Latinum».

Оседая вперемежку с туземцами-галлами, бургунды, надо думать, по большей части жили с ними в одной деревне, становились их соседями (vicini). Такая смешанная галло-бургундская деревня отчетливо выступает, например, в титуле XXXVIII Бургундской Правды, где речь идет «о предоставлении гостеприимства иностранным послам и [иным] путешественникам». Здесь мы читаем такие постановления: «§ 5. Если же посол возьмет в зимнее время сена или ячменя, обитающие в пределах данного селения, как бургунды, так и римляне также без всякого противодействия должны дать. § 7. Если путешествующий по частному делу придет к дому бургунда и попросит гостеприимства, а тот отошлет его к дому римлянина, и это смогут доказать, [бургунд] повинен уплатить 3 солида тому, к чьему дому он отослал его, да еще штрафа 3 солида».