Сергей Сорочан - Ромейское царство [Часть 2]

Василевс должен был находиться в столице, в царственном городе, и ни в коем случае не оставлять его на произвол судьбы. Он был ограничен в передвижении, а по сути дела, заперт в душном, церемонном мире Дворца, символизируя непоколебимость власти. Длительные отлучки не по военному поводу, не для участия в походе с целью обезопасить и укрепить Империю, не встречали понимания у его подданных. Именно так были восприняты в XIV–XV вв. продолжительные поездки последних византийских императоров на Запад, несмотря на то, что они ехали туда в отчаянных поисках любой помощи и денег для отражения неумолимо надвигавшихся турок-османов.

Соблюдая эту извечную нерушимую традицию, государь со всем своим семейством почти постоянно жил в немыслимой роскоши и, что важно подчеркнуть, замкнутости, обособленности в так называемом Большом императорском дворце, или Священном палатии, который на самом деле был комплексом дворцов, павильонов и прочих зданий площадью по разным оценкам от ста до четырехсот тысяч квадратных метров. Он располагался недалеко от Мраморного моря, в юго-восточной части Нового Рима — Константинополя (карта 8). Заложенное Константином Великим, это грандиозное архитектурное сооружение достраивалось, перестраивалось вплоть до X в. и стало, по выражению видного византиниста Дэвида Тальбота Райса, «истинной ступицей колеса цивилизованного мира».

Священный палатий с его парками, садами и дворцами был недоступен простым людям Византии. С этой точки зрения он походил на легендарный «Запретный Город» в Пекине — колоссальный дворец с красными стенами и золотой крышей, где китайские императоры жили, будучи объектом поклонения, окруженные несметными сокровищами. Константинополец тоже мог всю жизнь прожить рядом с Дворцом и никогда не иметь случая попасть внутрь, если не считать северной части этого монументального архитектурного комплекса, недалеко от Ипподрома и Августиона, где были Идик царской казны и асикритии — офисы чиновников, куда пускали посетителей. В остальной, большей части Дворца императорская семья вела закрытую жизнь, собираясь без посторонних, чтобы поесть или развлечься. Одновременно это был центр правительства и центр для проведения церемоний, гражданских и религиозных ритуалов, подчиненных жесткому этикету. У каждого чиновника было свое место при дворе, в соответствии с его саном и положением при правительстве. Тут же находились государственные сокровища и некоторые из самых чтимых церковных реликвий (святые мощи и предметы, принадлежавшие некогда Христу, Деве Марии, апостолам и мученикам). Причем заметим, что сакральная роль неслыханно сложного и намеренно запутанного дворцового церемониала, Дворца как храма все более нарастала от столетия к столетию, усиливая роль Константинополя как христианского города — Небесного Иерусалима и крупнейшего центра притяжения благочестивых проскинитов — паломников, поклоняющихся христианским святыням.

Византийская царская резиденция строилась на восточный манер в форме обнесенных общей стеной дворцов, в итоге, к X в. достигших числа семи, большого числа отдельных строений, разбросанных в парках и аккуратно разбитых садах. Здесь было на что поглядеть, было чем восхититься. Золоченые бронзовые крыши дворцов и храмов, мраморные колоннады галерей и переходов, просторные спортивные арены, широкие, спускавшиеся к искусственным водоемам, цистернам лестницы, лужайки изумительных цветов, к которым сходились посыпанные разноцветным песком аллеи, протяженные, гулкие коридоры, легкие портики, мостики и замысловатые фонтаны, скульптурные группы в античном духе, мозаики и фрески с изображением жанровых сцен, святых — все из редких пород разноцветного мрамора, отполированного как стекло, или богато позолоченные, украшенные серебром, слоновой костью, тапами , дапами — коврами, гобеленами, шелками, от которых рябило в глазах. А еще роскошные кипарисы, оливы, инжирные и гранатовые деревья, выращенные умелыми садоводами- кипурами и несшие на своих высоких стволах кровлю из вечнозеленой глянцевой листвы. С высоты многочисленных разноуровневых террас с мощными подпорными стенками, с балконов и больших дворцовых окон они казались очаровательным лугом, который ковром простирался между зданий до самой стены Палатия, за которой на юге и востоке синело море.

Попасть в эту великую красоту, роскошь и великолепие, недоступные всеобщему лицезрению, можно было через два надежно охраняемых парадных вестибюля. Один из них назывался Халки — «Медный», или «Медная стража» , и выходил к «храму-храмов» — Айя Софии, а другой — Скила , в виде павильона, через невероятно прочные, бронзовые ворота которого, отделанные пластинами из слоновой кости, можно было попасть как на главный Ипподром, так и к парадным залам нижней, южной части Дворца. У этих всегда запертых на мощные бронзовые запоры дверей стояла стража и постоянно толпились слуги чиновников или послов в ожидании своих господ, попавших на прием в Палатий.

Самые роскошные дворцы с этажами в пять-шесть метров высоты вздымались на три десятка метров над уровнем моря. Их двери открывались на рассвете и закрывались в три часа дня. После этого наступало время частной жизни императорского семейства. Ключами от всех этих многочисленных дверей ведал папий , старший привратник, обычно эктом-евнух, который был к тому же священником. Он держал ключи в специальном служебном помещении — диетарикии . В царских покоях по недельным сменам служили подчиненные папию евдомарии (от греч. евдомас — «седьмица», «неделя») во главе с примикирием (от лат. primicerius — «тот, чье имя записано первым»).

Впрочем, главным было не количество дворцовых слуг и вооруженной охраны. Здесь присутствовало нечто большее. Императорский Дворец, частью которого являлся огромный главный цирк — Ипподром с примыкавшим к нему садом — Крытым Ипподромом , представлял собой не просто грандиозный дом, но «сцену», на которой рождались образы власти, вовсе не бессмысленные, как могло бы показаться непосвященному. Церемонии, которые в нем происходили, внешне очень напоминали богослужения во имя некой «монархической религии».

Это был величественный и загадочный мир, в котором самодержец старательно играл роль Бога Отца и одновременно Спасителя. Он был в центре пышно обставленных, по сути сакрализированных организаций дворцовых церемоний — катастасиев или парастасиев — торжественных царских приемов, «спектаклей» прославления василевса, сопровождавшихся ритуалом полихрония — пожелания многолетия, провозглашения евфимий — восторженных похвал, энкомиев царю. Этому же служили прочие дворцовые приемы, включая иноземных послов, званые пиршества — клитории , на которых распоряжались препосит или протопрепосит — старший евнух, организатор мероприятия, особый «столоначальник» — трапезит или царский атриклин — «церемониймейстер», следивший за «местничеством» в соответствии со строгим иерархическим порядком санов приглашенных. Как правило, все это совершалось в глубоко «священной» тишине, что создавало особую атмосферу феофании — боготворения.