Олег Соколов - Армия Наполеона

Тогда, выбившись из сил, они один за другим ложились на край дороги, оставаясь без помощи и без надежды ее получить...» 36

И все же самые страшные страдания солдаты Великой Армии испытали во время последних дней отступления из России, когда после перехода через Березину ударили жестокие морозы. Нет нужды приводить здесь многочисленные свидетельства - все они похожи и говорят примерно об одном. Вот, пожалуй, одно из наиболее ярких и точных: «Вся дорога покрылась сплошным льдом, как хрусталем, отчего люди, ослабленные усталостью и отсутствием пищи, падали тысячами; не будучи в состоянии подняться, они умирали через несколько минут. Тщетно звали они друзей на помощь, прося, чтобы им подали руку. Ни у кого не пробуждалось жалости - в этом поголовном несчастье самый чуткий человек мог думать только о личной безопасности. Вся дорога была покрыта мертвыми и умирающими; каждую минуту можно было видеть солдат, которые, не будучи больше в состоянии выносить страдания, садились на землю, чтобы умереть: действительно, достаточно было посидеть минут пять, чтобы пополнить ряды уже умерших. Друзья вели между собой разговор - один из них, чувствуя сильную слабость, сказал: "Прощай, товарищ, я остаюсь здесь". Он лег на землю, и через минуту его не стало» 37.

Конечно, то, что пришлось вынести солдатам и офицерам армии Наполеона во время отступления из России, нельзя отнести к тяготам обычного марша. Было бы некорректно изображать подобную ситуацию, а особенно те отношения между солдатами, которые сложились вследствие невыносимых страданий, как типичные. Напротив, удивляет то, что в условиях, пусть тяжелых, но все же остающихся в рамках терпимого, французские солдаты сохраняли удивительное самообладание и даже веселость. Примеры подобного их стоически насмешливого отношения к тяготам бесконечных маршей читатель найдет в следующей главе, посвященной духу армии.

Но на трудностях самого марша лишения походной жизни не кончались. Следующей их непременной составляющей был бивак.

«Итак, мы остановились посреди очаровательной равнины... перепаханной артиллерией, истоптанной кавалерией и на которую весь день лил дождь. Вот здесь мы и будем спать под открытым небом» 38, - так вкратце резюмирует значение слова бивак один из тех, кто не раз испытывал его прелести. Не следует забывать, что с эпохи революционных войн французская армия практически отказалась от палаток, а ночной отдых войск осуществлялся отныне просто на голой земле вокруг костров. Хотя палатки официально никто не отменял, и, заглянув в уставы, вы найдете подробное расписание их размеров и правил разбивки палаточного лагеря, самих палаток солдаты Наполеона обычно в глаза не видели. «Во всех походах, которые я проделал в эпоху Империи, я никогда не видел других палаток, кроме двух с сине-белыми полосами. Эти палатки были натянуты посреди ставки, одна из них принадлежала Императору, другая - начальнику его штаба» 39, - вспоминает современник. Действительно, практически ни на одном из иконографических документов той эпохи мы не находим изображения солдатских палаток. Те же редчайшие изображения, на которых мы можем их видеть, демонстрируют нам стационарные лагеря, о которых речь пойдет ниже. Впрочем, даже в этом случае употребление палаток было чем- то из ряда вон выходящим. В ходе же маршей, совершаемых огромными массами войск не было никакой возможности транспортировать палатки, равным образом как и заниматься установкой лагеря. С приближением вечера колонны усталых, перепачканных солдат останавливались на месте, избранном командованием. Располагались обычно подивизионно, реже побригадно. Это значит, что конкретная точка остановки определялась командиром дивизии (или, соответственно, бригады) и все подчиненное ему соединение должно было размещаться на ночь единой массой.

Прибыв на место, командиры наводили порядок в колонне, отставшие спешили занять свои места в строю. По команде «налево во фронт» дивизия из колонны повзводно разворачивалась фронтом к неприятелю в трехшереножную развернутую линию. Офицеры производили проверку наличия людей в строю, назначались солдаты и унтер-офицеры для несения караульной службы, выделялся «гран-гард» - основной сторожевой пост под командованием офицера. Иногда цепь часовых полностью окружала бивачное расположение, не впуская и не выпуская никого без разрешения командования, будь то свои солдаты или солдаты соседней дивизии или бригады. Однако последнее было скорее редкостью. Вот как живописует бивак очевидец: «...ружья составлены в козлы, караулы находятся на своих местах, и отделения начинают поиски мест, наиболее приемлемых, чтобы превратить их в спальни. Как только это место найдено, солдаты разбегаются по окрестностям. Немного спустя самые ловкие уже идут обратно. Они уходили налегке, а возвращаются тяжело нагруженными, складывают свой груз и исчезают снова. Чтобы представить себе этот первый момент бивака, вспомните работающих муравьев: торопящихся, суетящихся, сталкивающихся в пути... Один несет дрова, другой - солому, третий - провизию, четвертый - кухонные принадлежности. Где они все это взяли? Спросите у несчастного крестьянина...

Как только бивак достаточно снабжен, то есть больше нечего брать вокруг себя, все собираются вокруг своего очага и начинают помогать "повару". Курицы ощипаны, выпотрошены, и скоро уже они вращаются над горящими головнями. Наконец, после двух часов бега и работ "по благоустройству" зубы впиваются в мясо, непрожаренное с одной стороны, зато спаленное с другой. Это называется хорошо ужинать.

Завершение пира требует разговора, который обычно вращается вокруг поглощенного ужина и вокруг того, как он был раздобыт. Вертясь в течение пары часов около постоянно поддерживаемого пламени костра, солдаты занимаются тем, что прожигают свои шинели, чтобы получше их высушить.

Наблюдатель этой сцены мог бы подумать, что люди пытаются подражать вращению куриц, которые только что висели над огнем, и так как им уже нечего жарить, занимаются поджаркой самих себя.

Так, в общем, проходят четыре-пять часов. Уже девять вечера - пора спать. Каждый устраивается как можно ближе к огню, причем так, что у некоторых ноги почти что в костре.

Внезапно в шинель вашего соседа закатывается горящий уголь, его штаны задымились и вот, наконец, этот процесс ощутила и кожа. Бедолага вскакивает с воплем, не самым приятным образом топча руки и ноги тех, кто лежал вокруг него. Если даже вы при этом и не были потоптаны, то крики и проклятия все равно прервут ваши сладкие сновидения...

Уже около трех часов утра. Редко вам удастся поспать более этого времени... Вы так замерзли, что дрожь, подобная лихорадке, охватывает вас. Вы подползаете к еще тлеющим углям, вы бледны, ваши зубы стучат, и если посторонний наблюдатель увидел бы вас в этот момент, он наверняка подумал бы, что перед ним один из страшных бледных и окровавленных призраков, которых мадам Радклиф для развлечения читателя так мило поднимает из могил в своих романах...