Олег Соколов - Армия Наполеона

Они остановились на рыночной площади, вынули из ранцев щетки и счистили грязь со своих башмаков, весело болтая и пересыпая разговор шутками. Казалось, что они не сделали марша и в одно лье, а ведь они прошли уже все сто пятьдесят!

Я смотрел с удивлением на эту пехоту, состоящую из таких живых веселых парней, непобедимых доселе в бою. Все они были столь оживлены и бодры, что, казалось, сейчас пустятся в пляс. Пруссаки, которые незадолго до этого покинули Познань, были совсем другими. Они были, наверное, на голову выше французов и казались куда более сильными физически, но они были тяжеловесны, неповоротливы и выглядели смертельно усталыми, хотя не прошли и одного лье» 28.

Вообще французские войска в эпоху Наполеона изумляли всех своей способностью совершать длительные переходы. Собственно говоря, эта стремительность маршей в значительной степени представляла собой одну из составляющих оперативного искусства Наполеона, о чем мы уже упоминали, а Ульмская операция, разобранная нами в восьмой главе, фактически была выиграна отлично организованными и, несмотря на все трудности, исполненными маршами. Не менее показательной в этом смысле была и Прусская кампания 1806 г., где, благодаря стремительным маневрам французской армии, пруссаки были не только разбиты в генеральном сражении, но и неотступно преследовались до полного уничтожения. Нормальный дневной переход, в частности в кампанию 1806 г., составлял для армейского корпуса 20-30 км, однако даже марш в 40-45 км в сутки не рассматривался как экстраординарный. Так, 5-й корпус Великой Армии (маршала Ланна) 9 октября 1806 г. прошел 44 км, 7-й корпус (Ожеро) 12 октября прошел 37 км, 1-я дивизия 3-го корпуса в тот же день сделала марш в 44 км, ряд частей 4-го корпуса 11 октября прошли до 38 км и т. д. Однако это был совсем не предел. Когда требовала необходимость - прийти на помощь сражающимся частям или опередить противника в стратегически важном пункте, - соединения Великой Армии совершали порой чудеса. Так, 7-й корпус Ожеро вышел 10 октября в 16 часов из Кобурга и прибыл в Заальфельд 11 октября в 17 часов вечера с авангардом из кавалерии и конной артиллерии. Пехота подошла к ночи. Расстояние между указанными пунктами составляет 64 км! На рассвете 12 октября корпус выступил в 6 утра и прошел в течение светового дня еще 37 км. Таким образом, за 48-50 часов солдаты 7-го корпуса прошли около сотни километров! 29Мы говорим об этом, как о чем-то необычном, не потому что сомневаемся в том, что молодой, здоровый мужчина налегке, в спортивной обуви, сытно питаясь и отдыхая в теплой постели, по хорошей дороге пройдет подобное расстояние за указанное время без особого труда. Но речь ведь идет о десятках тысяч солдат, нагруженных, как мулы, с кавалерией, артиллерией, зарядными ящиками, обозными фурами и т. д. и т. п. Не даром уже упоминавшийся нами выдающийся военный историк Дельбрюк писал: «Военно-историческое исследование - в тех случаях, когда это позволяют источники, - лучше всего начать с подсчета численности войск. Числа играют решающую роль не только для выяснения соотношения сил... но и безотносительно, сами по себе. Передвижения, легко совершаемые отрядом в тысячу человек, являются уже затруднительными для 10 000 человек, чудом искусства для 50 000 человек и невозможными для 100 000» 30.

Французская легкая пехота на марше, октябрь 1806 г. Раскрашенная немецкая гравюра того бремени.

П. Готеро. Наполеон обращается ко 2-му корпусу Великой на мосту через реку Лех неподалеку от Аугсбурга 12 октября 1805 г. © Photo RMN - Arnaudet. Император призывает солдат корпуса Мармома, несмотря на все трудности, продолжить форсированные марши с целью разгромить австрийскую армию Макка.

Форсированные марши давались, конечно, с огромными усилиями и жертвами. Ведь чтобы их осуществить, приходилось продлевать время движения на много часов. Если обычно войска завершали переход задолго до захода солнца - к 16, максимум к 17 часам, - то при форсированном марше приходилось идти уже в темноте. Все, кто воевал в эту эпоху, сами вспоминают с удивлением, до чего доходила их усталость в подобных переходах. Сержант Рави рассказывает об Ульмском маневре: «Полк шел днем и ночью, но что меня больше всего утомляло, - это марш в темноте. Самая сильная потребность человека - это сон. Я видел, как люди спали, продолжая идти, - то, что я считал невозможным. Неверный шаг приводил к тому, что спящие падали в канаву, как колода карт» 31.

Почти в таких же выражениях и об этом же моменте кампании 1805 г. рассказывает другой очевидец, будущий генерал Фезенсак, тогда пехотный унтер-офицер: «Эта короткая кампания была для меня как бы обзором всего того, что я должен был претерпеть впоследствии: жестокая непогода, беспорядки, чинимые мародерами, - всего хватало, и за один месяц я испытал все, что потом я испытывал последовательно в течение моей карьеры... Полк шел день и ночь, и что меня больше всего удивило - это то, что я первый раз видел, как люди спали на ходу, до этого я не мог в это поверить» 32. «Я так хотел спать, что спал и видел сны прямо на ходу, иногда, наступив на какую-нибудь колдобину или наткнувшись на одного из своих товарищей, я просыпался, замечая, что я обогнал свою роту» 33, - подтверждает этот факт другой мемуарист.

Но никакие препятствия не могли остановить французские дивизии, когда им надо было идти на гром канонады, и солдаты знали, что от стремительного перехода зависит судьба кампании. И здесь, как везде и всегда в наполеоновской армии, командиры обращались к желанию покрыть себя славой и чувству чести своих подчиненных. 6 ноября 1805 г. маршал Даву отдал приказ по корпусу: «3-й армейский корпус должен знать, что этот марш будет стоить ему труда и лишений, однако его результатом будет то, что он станет авангардом для других корпусов и облегчит победу, сохранив кровь храбрых и верных солдат нашего великого Монарха. Если же препятствия, которые встретятся нам на пути, остановят нас, мы окажемся позади всех, в третьей линии» 34.

Однако сил хватало не у всех. Мемуары современников буквально переполнены тяжелыми воспоминаниями о лишениях на марше. Вот только некоторые из них, быть может, наиболее типичные: «Мы шли по дороге на Брюнн, покрытой войсками, которые едва можно было различить в облаках пыли, - вспоминает пехотинец об австрийской кампании 1809 г. - Жара, жажда и пыль исказила наши лица, так что они были просто неузнаваемы. Глаза провалились, щеки впали, рот был словно дыра, и высохший язык не мог издавать звуки... Жара была ужасающая. Австрийцы, которых мы преследовали, были одеты в мундиры из толстого сукна и обуты в тяжелые башмаки. Они умирали от усталости, и некоторых из них мы находили на дороге павшими от изнеможения без сознания» 35. А вот еще одно свидетельство о уже хорошо известных нам маршах начала кампании 1812 г., причем речь здесь идет о дивизии Партуно, двигавшейся позади основной массы войск: «В наших рядах начала распространяться дизентерия, и за короткое время этим недугом заболело огромное количество солдат. А у нас, увы, не было ничего, чтобы поддержать силы, кроме нездоровой пищи. По мере того как мы углублялись в эти бескрайние молчаливые просторы, наши ряды начинали редеть. Через несколько дней страданий несчастные солдаты, пораженные этой болезнью, были столь истощены, что больше не могли следовать за колонной.