Вадим Трепавлов - Степные империи Евразии: монголы и татары

Таким образом, государственная традиция в Монгольской империи выполняла две функции — консолидации военных сил для завоеваний и создания механизма управления. В этих двух аспектах мы и будем дальше рассматривать Еке Монгол улус.

Выше мы выяснили, что для осуществления завоевательных планов феодализирующейся монгольской знати, пресечения ее сепаратизма, удержания в узде зависимого населения правителям нового государства требовались социальные и административные институты, которые могли быть переняты от предшествовавших кочевых империй. Однако монголы, только начав свою государственную жизнь, не владели достаточными навыками в применении этого опыта. Необходимо было найти тех, кто мог бы помочь построить полноценное государство. Поэтому окружение Чингис-хана искало советников, в том числе среди представителей тюркских народов, расселявшихся по территории Южной Сибири, Средней Азии, Казахстана и Восточной Европы [210]. Кроме того, монгольское правительство привлекало людские и материальные ресурсы названных регионов как основу успешного ведения войн, прежде всего с Китаем.

Объединение большей части народов евразийских степей в политический союз (позднее в государство) происходило неоднократно. Сложившаяся задолго до основания Монгольской империи культурная общность номадов служила материальной основой легкой и быстрой консолидации. Вероятно, можно говорить даже о непрерывном существовании тенденции к объединению, зародившейся еще в скифскую эпоху. Именно материальный критерий называл хуннский шаньюй. говоря в 176 г. до н. э. ханьскому императору: «Итак, все народы, натягивающие лук, оказались объединенными [нами] (хуннами. — В.Т. ) в одну семью» [211]. Конечно, не только сходство жизненного уклада и основ экономики концентрировало население тысячемильных пространств вокруг центральной ставки. Не менее важную роль играли и духовные критерии: языковые, культурные, генеалогические связи, веротерпимость и т. д. [212] Позже, в X в., монарху Ляо удалось мирным путем подчинить племена хи, убедив их в том, что они имеют общие с киданями происхождение, язык и обряды [213].

В начале XIII в. тенденция к объединению кочевых племен продолжала существовать. Найманский Даян-хан, узнав о возвышении Темучина, заявил: «Я слышал, что некто на востоке намеревается объявить себя императором… На небе нет двух солнц, может ли народ иметь двух государей?!» [214]. Т. е. он считал себя государем всех кочевников безотносительно к их этнолингвистическим характеристикам. И монголы, и тюркоязычные найманы, и, вероятно, остальные кочевые обитатели Центральной Азии считались одним «народом», у которого должен быть один хан. Значит, в предымперские времена здесь бытовала концепция объединения, подобная хуннской, возникшая в условиях культурной общности номадов и продиктованная необходимостью совместной защиты родовых стойбищ.

Действительно, Чингис-хан стремился «направить на путь истинный всеязычное государство» ( kur ulus ) [215], а его воцарение изображено в «Тайной истории монголов» как объединение народов, «живущих за войлочными стенами» [216], т. е. всех кочевников. Идея консолидации всех номадов вокруг каганской) девятиконечного знамени стала известна в соседних странах и отразилась, в частности, в тибетских сочинениях: «Хорский Чингис делается Сотским царем» («хоры»-монголы, «сот» — тибетское название кочевников вообще) [217].

Можно заключить, что будущая империя предполагалась как совокупность разноэтничных общностей. Чтобы создать такую империю, необходима была широкая объединительная кампания под флагом тюрко-монгольского «единства». В качестве первого шага к этому было предпринято следующее.

Приняв монарший сан, Чингис-хан нарек свой народ «кӧке монгол» («синие монголы») [218]. В эпитете «синие» исследователи видят то представление о господствующем положении по отношению к другим народам [219], то указание на упорство и твердость [220], то знак небесного покровительства [221]. Однако семантика термина «кӧке» (совр. «xøx») шире простого цветообозначения. А.Н. Кононов и О. Прицак доказали, что в алтайских языках понятие «синий» синонимично понятию «восточный» [222]. До XIII в. такой термин использовался в тюркских каганатах VI–VIII вв. для обозначения восточных тюрок. Но последние были восточными (или, что то же самое, «синими», «кӧк») по отношению к населению Западного каганата. Чингис-хан же объединил все монгольские племена, все они стали «кӧке». Если трактовать это понятие как «восточные», то можно предположить наличие и западных под данных. В степях к западу от монгольских кочевий проживали тюркоязычные народы, и получается, что именно их земля расценивалась в качестве второй части будущей державы.

Возникает вопрос: какие же народы могли восприниматься как носители старой степной государственности? Очевидно, те, которые в свое время на развалинах тюркских каганатов или одновременно с древними тюрками образовали свои государства. Это кыргызы, уйгуры, карлуки и кимаки. Не только исторический опыт этих народов, но и их военная сила представляла ценность для монгольского правительства. Поэтому следует учесть резонное замечание О. Латтимора: конные полчища тюрок, прекрасно знакомые с методами ведения сражений в стели, зачастую представляли собой более серьезного противника для монголов, чем ополчения оседлых государств [223]. Именно сибирские и восточнотуркестанские народы должны были стать первыми подданными Чингис-хана вне Монголии, на присоединенных территориях, обеспечить снабжение и пополнение армии и казны, предоставить опытные кадры для управления империей.

В поход по этим территориям каган решил отправить правое крыло всемонгольской армии под командованием старшего сына, Джучи. В 1207 г. войско со среднего течения Онона отправилось на северо-запад, в сторону Байкала, прошло без потерь страну Баргуджин-Токум, населенную предками бурят, и подошло к верховьям Енисея, где начинались владения кыргызов.

Тува и Хакасия . Среди причин, которые заставили монголов отправиться в поход, исследователи называли нужду монголов в металле и хлебе [224], необходимость обеспечить безопасный тыл с севера [225], продолжение объединения монгольских племен [226] (хотя за Саянами уже не было монголов), преследование врагов — найманов и меркитов [227], пробу сил перед более крупными завоеваниями [228]; расширение международных связей правительства Еке Монгол улуса [229]. Некоторые из этих доводов заслуживают внимания, но ни один из них не объясняет, почему обширный Тувинско-Минусинский регион подчинился без единого выстрела. Джучи был встречен кыргызской знатью, которая преподнесла ему символические дары и присягнула на верность [230]. Рудники и пашни кыргызов оказались в руках монголов.