Михаил Владимирский - Афинская олигархия

Однако даже если принять все вышеизложенные аргументы, то из них еще не следует, что Тридцать желали действительно сделать из Афин вторую Спарту. Как верно заметил Д.Уитхед, не важно, что в самой Спарте герусия в то время не была основным политическим институтом, главное, что лидеры олигархического движения использовали эту форму для своих целей, которым она отвечала [279] Whithead D. Sparta and the Thirty Tyrants. P. 123. .

Правление Тридцати продолжалось недолго, однако по их действиям можно составить некоторое представление о той государственной системе, которую они намеревались построить. Это тоталитарное государство с вертикальное системой управления. Во главе его стоит коллегия Тридцати, неподотчетная никому и, по всей вероятности, решающая вопрос преемственности власти и собственного состава исключительно в своем кругу. Это показывает устранение Ферамена, ставшее результатом коллективного решения Тридцати (Xen. Hell., II, 3,51). Помимо практически абсолютной власти они держат в своих руках и контроль над казной, а также большие богатства, которыми владеют в частном порядке благодаря конфискациям имущества «неблагонадежных» граждан и метеков (Xen. Hell., II, 3,22; 4,1; Lys., XII, 8–13; 19–20; 93).

Частью своей власти и привилегий они делятся с одиннадцатью, играющими роль службы безопасности. Видимо, именно у одиннадцати в подчинении находились полицейские силы — триста слуг-биченосцев (Xen. Hell., II, 3,54; Lys., XII, 10).

Военной опорой режима служит, в первую очередь, расквартированный на Акрополе гарнизон из пелопоннесцев или, в случае их отзыва, просто из наемников, находящийся на жаловании у Тридцати и потому преданный лично им.

Затем идет коллектив трехсот «лучших граждан», отобранный, впрочем, не по принципу происхождения или даже имущественного ценза, а по признаку лояльности к существующей власти. Эти люди находятся в привилегированном положении, некоторые из них поживились конфискованным имуществом, кроме того, правители, следуя принципу тайных гетерий, постарались связать их круговой порукой общих преступлений (Xen. Hell., II, 4,9; Lys., XII, 93; Plat.Ep., VI I ,324b–325a). Из их числа избирается или же просто назначается Совет и другие должностные лица. Только лица, входящие в список трех тысяч, имеют право на ношение оружия, а также доступа внутрь городских укреплений.

Прочие афиняне оказываются низведены до положения эпойков, политически абсолютно бесправных и находящихся у правителей в полном подчинении. Что касается метеков, то развязанный против них террор, как мы уже говорили, был направлен на то, чтобы избавиться от них. Естественно, спасаясь бегством из Аттики, они принуждены были бросать основную часть своего имущества.

Внешней опорой режима служит поддержка со стороны Пелопоннесского союза во главе со Спартой, которая после победы в Пелопоннесской войне стала доминирующим полисом всей Эллады.

Такая система, построенная действительно не без спартанского влияния, в конечном счете мало напоминает государственное устройство Спарты. Вожди олигархии с удовольствием переняли лаконский консерватизм и отношение к подвластным категориям населения, однако отнюдь не горели желанием перенимать основную черту спартанского общества — всеобщее жесткое подчинение незыблемым законам и обычаям, одинаковое для всех спартиатов от царей и эфоров до рядовых гоплитов. Возможно, именно в этом и кроется причина решительного неприятия режима Тридцати Платоном (Ep., VII, 324b–325a).

Между тем, слова Ферамена о том, что террористическая политика Тридцати, затронувшая абсолютно все слои граждан, создаст им слишком много врагов и, в конечном счете, погубит олигархию (Xen. Hell., II, 3,41–45), начали сбываться. Множество жителей Афин, как граждан, так и метеков, принуждены были бежать и искать спасения в Мегаре, Халкидике, на острове Эвбее и особенно в Фивах, принимавших беглецов, несмотря на запрет спартанцев (Xen. Hell., II, 4,1; Lys., XII, 17; XXIV, 25) [280] Ferguson W.S. The Fall of the Athenian Empire//CAH, 2-nd ed., vol. V, 1979. P. 369. . Осенью 403 г. вышедший из Фив отряд из 70 афинских изгнанников под командованием Фрасибула захватил пограничную крепость Филу и укрепился там (Xen. Hell., II, 4,2). Попытка выбить их оттуда силами только афинских гоплитов и всадников закончилась бесславно (ibid.). В Филе образовался центр, куда стекались все недовольные, и силы демократов возрастали с каждым днем. Тогда Тридцать попытались блокировать их в крепости, используя лучшие свои силы — всадников и почти всех воинов пелопоннесского гарнизона, однако Фрасибул разгромил их, внезапно атаковав лагерь врага (Xen.; Hell., II, 4,5–7).

Поражение этих отборных войск явно произвело большое впечатление на горожан и заставило Тридцать усомниться в своих силах. Поэтому они решили на всякий случай приготовить безопасное убежище для себя и своих приспешников. С этой целью была проведена резня жителей Элевсина. Обстоятельства этого деяния подробно описаны у Ксенофонта (Xen. Hell., II, 4,8–10).

Отряд всадников во главе с Критием вступил в Элевсин и под предлогом проведения переписи населения заставил собраться жителей. Каждый должен был записаться, а затем через калитку спуститься к морю, где их, выходящих, поодиночке хватали всадники. На следующий день арестованных перегнали в Афины и заключили в тюрьму. Конечно, проще было бы убивать элевсинцев прямо на месте, как только они выходили из калитки, однако Критий желал использовать их смерть, чтобы связать всех своих сторонников единой кровавой порукой. Для этого все граждане из списка трех тысяч, гоплиты и всадники, были созваны в Одеон, где стояли в готовности воины гарнизона в полном вооружении. Собравшимся было предложено открыто проголосовать за казнь элевсинцев, дабы продемонстрировать готовность «решаться на одни и те же рискованные шаги и нести одинаковую ответственность» со своим правительством, что и было исполнено (ibid.).

Мы не знаем, коснулось ли уничтожение всех жителей Элевсина, только взрослого мужского населения, или же некоторой части элевсинцев. Вероятно, местная аристократия не пострадала от резни, во всяком случае, представители родов Эвмолпидов и Кериков по-прежнему продолжали исполнять свои жреческие функции (Aristot. Ath. pol., 39,2).

Между тем, численность армии демократов достигла тысячи человек. С этими силами Фрасибул решился на смелый маневр: покинув Филу, они совершили ночной марш по равнине и заняли Пирей. Там они получили поддержку многих местных жителей, присоединившихся к Фрасибула; вооружение их, правда, составляли только камни. Удержать с такими силами лишенный стен Пирей не представлялось возможным, поэтому демократы заняли возвышенный пункт — Мунихию. Здесь состоялось решительное сражение: собранные отовсюду войска Тридцати отчаянно пытались выбить своих врагов с позиций, однако, несмотря на то, что они были более многочисленны и лучше вооружены, силы олигархов опять потерпели поражение. Принужденные наступать вверх по узкой дороге под градом метательных снарядов, они были опрокинуты и понесли тяжелые потери: около 70 человек было убито, среди них сам Критий и еще один член коллегии Тридцати — Гиппомах, погиб также один из десяти правителей Пирея — Хармид, сын Главкона (Xen. Hell., II, 4,10–19; Aristot. Ath. pol., 38,1).