Михаил Владимирский - Афинская олигархия

Аристотель ясно очертил сложившуюся в стане олигархов ситуацию: «… Из знатных одна часть — люди, принадлежащие к гетериям, и некоторые из изгнанников, вернувшиеся на родину после заключения мира, — желали олигархии. Другая часть — люди, не состоящие ни в какой гетерии <���…>, - думала о восстановлении отеческого строя» (Aristot. Ath. pol., 34,3). Ферамен, возглавлявший этих последних, выступил против террора и требовал, чтобы власть была передана «лучшим людям» (ibid., 36,1). То есть он отстаивал свой идеал умеренно-олигархического правления с ограниченным, но достаточно большим коллективом полноправных граждан, основанный на имущественном цензе, принципе ротации власти и четком законодательстве, тогда как Критий и его сторонники желали сохранить и упрочить совсем другую систему государственного правления, основанную на партийном принципе, предусматривающую подавление всех инакомыслящих и признающую лишь один закон — волю партии, вернее, ее вождей, поэтому, во всяком случае, по образу действий, их правление можно назвать тиранией — тиранией партийной элиты [265] Бузескул В.П. «Афинская полития» Аристотеля как источник для истории государственного строя Афин до конца V века. Харьков, 1895. С. 466; Жебелев С. А. Указ. соч. С. 33; Whithead D. Sparta and the Thirty Tyrants. Р. 107–108. .

Уже Аристотель упоминает о Поликрате [266] Поликрат — автор написанного около 90 г. памфлета против Сократа. — Ср.: Жебелев С.А. Указ. соч. С. 32. , первым назвавшем Тридцать «тиранами» (Rhet., 24, 1401a, 34). Таким образом, как мы видим, это позорное прозвище укрепилось за Тридцатью уже вскоре после их низвержения. То же демонстрирую и неоднократные указания Эфора (ср.: Diod., XIV, 2,1; 3,7; 5,6) [267] Жебелев С.А. Указ. соч. С. 32–33. . Во влагаемой Ксенофонтом в уста Ферамена защитительной речи последний говорит: «Я являюсь постоянно противником тех, которые думают, что олигархический строй не может быть прекрасным до тех пор, пока они не доведут государство до положения тиранического, управляемого немногими» (Hell., II, 3,48). Однако самого прозвища «тираны» в применении к Тридцати у Ксенофонта нет. Платон обозначает их правление как олигархию (Apol., 32 c), Аристотель в «Афинской политии» сначала называет правление «тридцати и десяти» тиранией ( he ton triakonta kai he ton deka tyranis ) (41), но затем именует его олигархией ( he epi ton triakonta oligarchia ) (53).

С.А.Жебелев, рассуждая о природе власти Тридцати, верно заметил, что с юридической точки зрения они не являлись тиранами, так как были избраны, пусть и под давлением, прозвище же «тридцати тиранов» происходит из житейского обихода и является олицетворением их образа действия [268] Жебелев С.А. Указ. соч. С. 33. .

А действовала коллегия Тридцати именно как коллективный тиран, основывающий свою власть на произволе и насилии и опирающийся на набранный по принципу личной преданности аппарат, немногочисленную группу сторонников и войско из иноземцев-наемников. Здесь роль последних с успехом выполнял лакедемонский гарнизон, которому именно Тридцать платили жалование, начальник которого Каллибий, задобренный и подкупленный ими, походит скорее не на полномочного представителя Спарты, а на работающего по контракту кондотьера, продающего мечи своих воинов для любых, даже самых грязных дел (Xen. Hell., II, 13–14). Истинно тираническим действием было разоружение граждан, проведенное вскоре после опубликование списка трех тысяч (Xen. Hell., 3,17–20).

Решение о составлении этого списка Тридцать приняли в связи с пропагандой Ферамена, нашедшей широкий отклик в массе афинских граждан. Они начали работать над составлением списка «лучших граждан», однако, как и в случае с пятью тысячами, процесс искусственно затягивался, список постоянно корректировался на предмет политической лояльности кандидатов, причем, очевидно, ни Ферамен, ни его сторонники из числа Тридцати (если таковые у него еще оставались) не участвовали в составлении этого документа. Ферамен всячески противился всему этому, так как его явно не устраивал ни список, ни способ его составления, но его мнение у Тридцати уже явно не имело веса (Xen. Hell., II, 3, 20; Aristot. Ath. pol., 36,2) [269] Вероятно, при составлении списка ставилась задача отобрать не 3000, а 2000 имен, так как первая тысяча уже была отобрана раньше для замещения должностей членов Совета и других государственных чиновников. Ср.: Жебелев С.А. Указ. соч. С. 30–31. . Однако список был опубликован до расправы над Фераменом, поскольку впоследствии Критию понадобилось вычеркивать оттуда его имя, прежде чем передать его самого в руки одиннадцати (Xen. Hell., II, 3,51–52).

Однако эта группа, пусть и настроенных проолигархически людей, не обладала, несмотря на официальное причисление к «немногим», реальной властью, по крайней мере до удаления из Афин Тридцати. Суд над Фераменом ясно продемонстрировал, что они сами находятся в подчинении у гораздо более узкой группы лиц, которая присвоила себе монополию на власть и в конце концов смогла отчуждать от гражданского коллектива и уничтожать по своему желанию «немногих» так же, как и всех прочих [270] Whithead D. Sparta and the Thirty Tyrants. Р. 107. .

Скорее всего, список был опубликован вскоре после прибытия отряда Каллибия — необходимость дождаться пелопоннесцев может объяснить отсрочку его публикации. Теперь, будучи уверенными в своих силах, экстремисты решили окончательно упрочить свое господство, разоружив граждан и тем самым полностью, как им казалось, устранить угрозу восстания. Для этого они воспользовались уловкой, во многом схожей с той, что предпринял некогда Писистрат: объявили смотр гражданского ополчения, а затем, когда граждане расходились по домам, заранее расставленные в городе отряды воинов из числа трех тысяч и пелопоннесцев разоружили их, а оружие сложили в храме Афины на Акрополе (Xen. Hell., II, 3,20–21).

Большинство афинян в противостоянии Ферамена и Крития являлось сторонниками первого, возможно, многие из них входили в состав Совета, однако после прибытия спартанских войск и разоружения граждан сила была не на стороне умеренных. Каллибий, присланный при содействии Лисандра, возможно, выполнял его инструкции, встав на сторону крайних олигархов. Логику Лисандра здесь можно понять, ведь умеренные уже один раз продемонстрировали неспособность удержать власть, кроме того, они не были в должной мере надежны, в отличие от абсолютно лояльных по отношению к Спарте экстремистов. Что касается людей Ферамена в числе самих Тридцати, то возможно, они отошли от него, во всяком случае, из источников создается впечатление, что Тридцать по вопросу устранения Ферамена были вполне едины. Может быть, к решению избавиться от него их подтолкнул захват изгнанниками Филы, который заставил принять меры, чтобы обезопасить себя [271] Бузескул В.П. «Афинская полития» Аристотеля… С. 467. : 411 год был слишком хорошо памятен, теперь в рядах правителей не было места тем, кто не готов идти до конца, — этот мотив хорошо отражен в обвинительной речи Крития у Ксенофонта (Hell., II, 3,30–33).