Михаил Владимирский - Афинская олигархия

Ввиду всего вышеизложенного, мы можем сделать предположение, что псефизма Драконтида, как в свое время постановление Пифодора, содержала только предложение о назначении коллегии номофетов и порядке ее избрания, причем, по-видимому, именно этот порядок, в силу своей недемократичности, и вызвал недовольство афинян.

Имена всех членов коллегии Тридцати перечислены у Ксенофонта (Hell., II, 3,2), но что касается большинства из них, то это все, что мы знаем. Вероятнее всего, эти люди были если не совсем безвестны, то предпочитали, подобно Антифонту, находиться по возможности в тени. Даже в 404 г., выйдя, наконец, открыто на политическую сцену, они остаются слитыми в единый безликий корпус, который Д.Уитхед не без юмора назвал «политбюро» [247] Whithead D. The Tribes of the Thirty Tyrants//JHS, vol. 100, 1980. P. 213. . Относительно остальных мы имеем также весьма скупые сведения. Это были люди, стремившиеся сделать карьеру еще при демократии, где они занимали высокие государственные должности стратегов, как Евклид, Софокл, Харикл, Ономакл, или эллинотамиев, как Анетий и Аристотель [248] Whithead D. Sparta and the Thirty Tyrants. P. 111. . Мнесилох, возможно, был архонтом во время правления Четырехсот (Aristot. Ath. pol., 33,1). Годы Пелопоннесской войны дают нам много примеров политических перевертышей, начинавших как демократы, а затем, вследствие расчета или разочарования, перешедших в лагерь экстремистов, стремящихся к сотрудничеству со спартанцами [249] Connor W.R. The New Politicians of Fifth-Century Athens. Princeton, 1971. Р. 175–198. . Аристотель, сын Тимократа, был эллинотамием в 421/20 г. (IG I2220, line 5) [250] Whithead D. Sparta and the Thirty Tyrants. P. 112. , что свидетельствует как о его высоком достатке, который был условием занятия подобного поста, так и о готовности служить интересам народа: должность эллинотамия являлась традиционной и удобной для политиков демократической ориентации. Однако к 411 г. он явно изменил свои взгляды, так как был одним из стратегов у Четырехсот. Ксенофонт называет его в числе трех членов того правления, которые контролировали постройку укрепления на Ээтионейской косе (Hell., II, 3,46). Вполне возможно, что Аристотель был участником одного из посольств, которые Четыреста отправляли для переговоров со спартанцами, и уже тогда старался обзавестись знакомствами в их стане. Во всяком случае, в течение своего изгнания, с 410 по 404 г., он сблизился с Лисандром и стал его доверенным лицом, так что тот послал его со своей делегацией к спартанским эфорам (Xen. Hell., II, 2,18), а затем, уже после прихода к власти Тридцати, именно Аристотель вместе со своим коллегой Эсхином вел переговоры о присылке спартанского гарнизона (Xen. Hell., II, 3,13).

Другой известный член коллегии Тридцати, Харикл, сын Аполодора, в 415 г. выступал как пламенный демократ в деле гермокопидов (And., I,36), на следующий год был избран стратегом (Thuc., VII, 20,26), однако а 411 г. он являлся одним из Четырехсот и был впоследствии изгнан (Lys., XIII, 73–74). Мы не можем сказать, в какой мере он был связан с Критием, но эта связь определенно должна была иметь место еще до 404 г. [251] Ibid. Хотя главой Тридцати принято считать Крития, однако необходимо отметить и традицию, которая отдает предпочтение Хариклу. Ксенофонт говорит о Критии, «ставшем номофетом вместе с Хариклом» (Mem., I, 2, 31). Лисий писал об «оппозиции Хариклу, Критию и их гетерии (XII,55). Аристотель в «Политике» опускает Крития до общего уровня, говоря о «партии Харикла ( hoi peri Chariklea )» (V, 5,25, 1305b, 4–5), а Младший Алкивиад, защищаясь в суде, упоминает о Харикле, готовом быть рабом спартанцев ради управления согражданами (Isocr., XVI, 42).

Ключевой политической фигурой в стане экстремистов в тот момент был все-таки, скорее всего, Критий, сын Колласхра, хотя, вероятно, это было положение первого среди равных. Он отличался древностью рода, его прадед Дропид приходился родным братом Солону [252] Ведров В. Жизнь афинского олигарха Крития. СПб., 1848. С. 73. . Вероятно, в описываемое нами время Критию было около 50 лет, так как, согласно «Тимею», Критий учился у своего деда, Крития Старшего, которому тогда было 90 лет, а самому Критию — 10 (Plat. Tim., 21 b). Поэтому годом его рождения предположительно можно назвать 455 г. [253] Там же. С. 42. Возможно, Критий приходился родственником оратору Андокиду, будучи двоюродным братом его отца, тогда он был замешан в дело гермокопидов в связи с доносом Диоклида (And., I,47). Однако хотя теоретически это возможно, но вопрос о тождественности упомянутого Андокидом Крития и Крития, сына Колласхра, остается весьма спорным.

За исключением этих моментов, мы не имеем почти никаких сведений о жизни Крития вплоть до 411 г., когда он впервые появляется на политической сцене. Характер его деятельности является для нас крайне неясным. Согласно Демосфену, Критий занимал среди Четырехсот довольно видное место и находился среди сторонников союза со Спартой (Dem., LVIII, 67). Однако это мнение оспаривается современными учеными: Ф.Оллие и Х.Уэйд-Джери помещают его в ряды умеренных, а Х.Эйвери вообще считает, что он не был членом Четырехсот, а являлся сторонником Алкивиада [254] Ollier F. Le mirage spartiate. Paris, 1933. P. 168; Wade-Gery H.T. Essays in Greek History. Oxford, 1958. P. 279; Avery H.C. Critias and the Four Hundred//ClPh, vol. LVIII, 1963. P. 165–167. . Дж. Дэйвис, кроме того, сомневается, что отец Крития Колласхр был одним из ведущих членов коллегии Четырехсот (Lys., XII,66), предполагая, что это был какой-то другой человек с тем же именем [255] Davies J.K. Athenian Propertied Families. 600–300 BC. Oxford, 1971. Р. 327–328. .

Как мы сами полагаем, Критий был членом коллегии Четырехсот, однако не играл среди них сколько-нибудь видной роли, чтобы удостоиться упоминания у Фукидида. Принимая во внимание сообщения Демосфена (LVIII, 67), мы считаем, что будущий «главный ненавистник народа» (Xen. Hell., II, 3,47) и тогда примыкал к крайнему лаконофильскому направлению, однако благодаря тому, что в тот период он оставался на вторых-третьих ролях, Критий не был изгнан ни правлением Пяти тысяч, ни восстановленной демократией. Известно, что именно Критий занимался формальным посмертным осуждением Фриниха [256] Whithead D. Sparta and the Thirty Tyrants. P.115. Такое действие плохо сочетается с фигурой Крития — крайнего олигарха. Вероятно, он занимался этим под давлением Пяти тысяч, ведь образ мученика идеи сочетается с ним еще меньше. . Он был одним из тех, кто добивался в 407 г. возвращения из ссылки Алкивиада, с которым его связывало многое, в том числе и принадлежность к сократовскому кружку, и его собственное изгнание часто связывают с изгнанием Алкивиада в 406 г. [257] Whithead D. Sparta and the Thirty Tyrants. P. 115. Это трагическое событие вполне могло быть тем поворотным моментом, сделал из Крития политика, готового, в общем, подобно Алкивиаду, идти на компромисс с различными политическими силами, человека, настроенного резко оппозиционно по отношению к демократии и родному городу [258] Ollier F. Op.cit. P. 168–169. .