Нэнси Митфорд - Мадам де Помпадур [Madame de Pompadour]

Король, ошеломленный, потрясенный и глубоко опечаленный, не стал возражать, когда к нему пришел герцог де Бурбон и предложил себя на роль правителя страны вместо регента, а только молча кивнул. «Господин герцог», как обращались при дворе к главе клана Бурбонов-Конде, был человеком не слишком выдающимся, не чета кардиналу Флери, воспитателю короля. Флери же намеревался взять бразды правления в собственные руки, поэтому тут же дал ход целой цепи интриг, чтобы добиться своего. Через три года он таки занял кресло «Господина герцога», а тот очутился в ссылке, в своих поместьях в Шантильи. Об этом малоприятном субъекте никто не сожалел, хотя его любовница, мадам де При, была довольно славная женщина и недурна собой. Она, бедняжка, наложила на себя руки, когда осознала весь ужас деревенской жизни. Но их правление не прошло бесследно. Господин герцог успел научить короля охотиться — ведь все Конде были сущие лешие, завзятые охотники — и устроил его брак.

Пятнадцатилетний король вырос крупным, крепким юношей, развитым не по годам. А его невесте, жившей во дворце, было всего пять лет; эта золотоволосая крошка появлялась вместе с ним на всех торжественных церемониях, ковыляла за ним по пятам, как маленький домашний зверек, и всем ужасно нравилась. Но мальчики в пятнадцать лет терпеть не могут прелестных малышек, он испытывал унижение оттого, что его невеста такая пигалица, и начинал дуться всякий раз, увидев ее. Брака предстояло ждать еще десять лет, а пока-то что? Король был явно готов хоть сейчас жениться на ком угодно. И чем скорее этот последний представитель королевского рода, кровь от крови Генриха IV, пятеро отпрысков которого были его предками, получит возможность произвести потомство, тем лучше. Господин герцог был большим приверженцем этой точки зрения, ведь за Людовиком очередь на престол принадлежала герцогу Орлеанскому, а Орлеанские и Конде, эти ветви рода Бурбонов, были между собой на ножах. (Их вражду всячески раздували вдовствующие герцогини, две сестры – дочери Людовика XIV и его фаворитки мадам де Монтеспан). Мало того, если не поспешить с женитьбой короля, то можно было ожидать двух возможных исходов дела: или он заведет себе любовницу, которая наверняка приобретет опасное влияние на юного короля, или примется за мальчиков. Педерастия в роду Бурбонов водилась – Людовик XIII несомненно предпочитал мужчин женщинам, а многие из придворных молодого короля еще помнили одиозного месье – брата Людовика XIV, Филиппа Анжуйского – его браслеты, высокие каблуки, визгливую брань. А ведь Людовик XV был их потомком. К тому же при дворе недавно разразился скандал на гомосексуальной почве вокруг молодых герцогов, которые принадлежали к свите короля и были лишь немногим старше его. Регент немедленно принял меры – виновных сурово покарали изгнанием в поместья в обществе жен, которых для них поспешно подыскали. Когда же юный король спросил, в чем их вина, ему сказали, что они переломали изгороди в парке. Он промолчал, но понял, должно быть, что за это их бы не сослали. С тех пор их так и прозвали – les arracheurs del palisades – сокрушители оград. Главный постельничий, герцог де ла Тремуйль, приятный, обходительный, остроумный, замечен был во вкусах, приличных скорее молодой даме: проводил время за вышивкой, обожал конфеты. И этого тоже женили и отослали домой, причем он был так этим взбешен, что семь лет и смотреть не хотел на свою несчастную жену. Словом, после немалых колебаний господин герцог принял решение, к которому его окончательно подстегнула серьезная болезнь короля: инфанта должна вернуться в Испанию, а король вступит в брак с какой-нибудь принцессой, способной по возрасту иметь детей. Уже не так страшно казалось обидеть испанцев, как тянуть дальше с женитьбой короля.

И действительно, Филипп V Испанский страшно рассердился. «Ах, предатель!» — вскричал он, узнав новость, и придворные в передней сгорали от любопытства, смешанного с испугом: да кто же этот предатель? Впрочем, испанская королева Елизавета Фарнезе, которая и управляла королем, сохранила спокойствие и просто сказала: «Надо сейчас же послать людей навстречу инфанте». (Впоследствии инфанта стала португальской королевой).

Как только неловкость из-за отсылки невесты осталась позади, господин герцог де Бурбон принялся изучать списки принцесс — претенденток на ее место. Всего их тогда насчитывалось сорок, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что подходящих совсем мало. Всех французских и лотарингских принцесс отбросили сразу, так как у всех текла в жилах кровь орлеанского дома или дома Бурбонов-Конде, и к тому же ни один из родов не согласился бы с подобным возвышением другого. Английская принцесса Анна была лютеранкой, и англичане не допустили бы, чтобы она переменила веру. Дочь Петра Великого, будущая царица Елизавета Петровна, была слишком худородна и говорили, будто у нее появляются первые признаки безумия, как и у португальского короля, чья дочь могла бы подойти по всем статьям, если бы не это обстоятельство. Отлично подошла бы и принцесса Гессен-Рейнвельтская, однако ее матушка имела будто бы обыкновение рожать то дочек, то зайчат. Кончилось тем, что господин герцог, очевидно полагая, что в Шантильи хватит места для любого множества зайцев, сам на ней женился.

На разных претенденток делались при дворе гигантские ставки, причем увеличивались и сокращались в зависимости от последних слухов. Казалось, двор живет в ожидании каких-то увлекательных скачек. В конце концов выбор пап на самую настоящую темную лошадку — избранницей оказалась Мария Лещинская, дочь нищего изгнанника, бывшего польского короля Станислава Лещинского. На первый взгляд, принцесса, которая не знала никакой косметики, кроме воды и снега, и проводила время за вышиванием покровов на алтари, не слишком годилась на роль владычицы Версаля. Но несомненно, господин герцог с мадам де При подумали, что она будет всем обязана им двоим, а значит, поможет им сохранять главенствующее положение при короле. На деле же этот брак, как все полагали, окончательно доказал, что они никудышные политики, и помог кардиналу Флери от них избавиться. Для короля Франции партия была незавидная — у этой дамы «с фамилией на -ский» не было ни благ мирских, ни могущественных семейных связей, ни красоты, ни даже юности — ведь она была на семь лет старше короля. Но у Марии Лещинской был приятный мягкий характер и царственные манеры, что признали даже самые не расположенные к ней подданные, узнав ее получше. А главное — она обладала прекрасным здоровьем.