Ричард Левинсон - Всемирная история сексуальности

Сегодня мы знаем, что сексуальная революция в Турции была более радикальной, более продолжительной и более далеко идущей по своим последствиям. Это было, действительно, также менее оригинально. По сути, это было равносильно принятию Турцией закона о браке и семье по образцу западного мира. На бумаге этот процесс был завершен очень просто решением турецкого национального собрания от 20 апреля 1926 года о введении нового Гражданского кодекса, который был, помимо незначительных изменений, просто копией того, что было в то время самым последним и самым современным из западных гражданских кодексов, швейцарского. Еще в 1918 году, и все последующие, когда Мустафа Кемаль стал абсолютным диктатором новой Турции, правительство ввело большой ряд реформ, направленных на отмену полигамии и других мужских привилегий. Однако только Гражданский кодекс 1926 года объявил моногамию единственной допустимой формой брака. Даже зажиточные классы — а на практике это коснулось только их — приняли запрет полигамии удивительно быстро и легко.

С тысячелетним брачным законом Корана исчезли и внешние признаки старого режима. Мужчины должны были снять феску, а женщины — чадру. Яшмак, разрезанная вуаль, которую носили турецкие знатные дамы, действительно была лишь хрупкой броней против мужской похоти. Он оставил открытыми именно те части лица, которые были скрыты венецианской маской, глаза и верхнюю половину носа. Более того, он был соткан из такого тонкого белого материала, что каждый изгиб был виден. Однако двадцать лет назад, при Абдуле Хамиде, любой женщине, открывшей рот при виде незнакомых мужчин на улице, все равно стало бы плохо. Этот разоблачительный закон — не разрешение, а приказ, неповиновение которому каралось — был выполнен очень быстро и энергично. К лету 1926 года ни в одном турецком городе не было видно женщины под вуалью; только в сельской местности женщина иногда по привычке закрывала лицо платком, если к ней приближался мужчина.

На Западе открытие турецких женщин рассматривалось главным образом в его живописном аспекте. Какое это имеет значение, если Турция модернизирует себя внешне? Территория, оставленная новой Турции, насчитывала всего четырнадцать миллионов жителей, а за ее пределами было 250 миллионов мусульман, которые строго придерживались старых обычаев и старого закона о браке. В Сирии, Ираке и Египте ни одна мусульманская женщина не выходила из дома без хиджаба; в Персии женщины были закутаны в толстые черные вуали, похожие на тени подземного мира. Тем не менее, турецкое право ставилось в пример имеющимся в этих странах. Одна за другой освобождались его женщины от средневекового принуждения прятаться. Другие режимы были не столь радикальны, как режим Мустафы Кемаля. Это была социальная революция сверху. Дамы из правящих классов, отложив в сторону свои хиджабы, показавшись на публике в глубоких декольте, беззаботно путешествовали по Европе, чтобы насладиться там мужским вниманием. Женщины из народа начали с того, что были шокированы; затем они подражали примеру своих социальных начальников, насколько позволяли их средства, и начали вестернизировать свою собственную одежду.

Спортивное движение и милитаризация женщин, особенно в Египте, наложили печать на нарушение традиций. Молодые мусульманские девушки шествовали по улицам в шортах. Мужчины привыкли к этому зрелищу и больше не испытывали эротического трепета при виде обнаженного женского бедра. Сексуальная сверхвозбудимость Востока оказалась простой привычкой, которая не выдержала меняющихся времен. В течение полувека мужской пол тоже стал вестернизированным.

Реликвии достаточно старого порядка, конечно, жили дольше. По сей день подавляющее большинство мусульманских женщин живут в полной экономической зависимости от мужчин, и только это создает сексуальную иерархию, которая лишь немного смягчается сексуальной подчиненностью мужчины. Но тенденция развития безошибочна. Полигамный брак всё ещё существует в Северной Африке и Аравии, но он вымирает в странах Ближнего Востока. И в этом отношении то, что Мустафа Кемаль ввел, было не только национальной революцией, но и международной.

В то время как вестернизация была концом турецкой секс-революции, для русских она была только отправной точкой. В декабре 1917 года, всего через несколько недель после победы большевиков, новое правительство издало закон об отмене церковного брака — до тех пор единственной законной формы — и замене его гражданской регистрацией. В то же время был введен развод, также осуществляемый путем простого уведомления регистратора, при условии только согласия обеих сторон. Если только одна сторона хочет развода, а другая нет, дело должно было решаться в суде. Это был великий революционный акт, тесно связанный с французским законодательством 1792 года, но все же лишь временное решение. Соответствовала ли она принципам, на которых должно было строиться новое социалистическое государство? В этом вопросе люди нового режима сильно расходились во мнениях.

На самом деле, когда разразилась русская революция, у марксистов не было единой доктрины о половой жизни. Они соглашались только в том, что брак в буржуазном обществе был развращен капиталистическими влияниями и что отмена частной собственности одновременно уничтожит эксплуатацию и унижение женщин браками за деньги, домашним рабством и проституцией. Цель, насколько это было ясно, состояла в том, чтобы отделить экономическую жизнь от секса. Сексуальная жизнь должна была быть деэкономизирована и таким образом снова сделаться чистой и естественной, а не искаженной, как это было в течение многих тысяч лет из-за мужской жадности и тирании.

Это было, конечно, высокое и благородное намерение, но едва ли это являлось достаточным основанием для введения нового порядка сексуальной жизни. Прежде всего, возник вопрос: какими природа создала людей? Были ли они в основе своей моногамны или склонны к полигамии? Была ли семья естественной общностью или только продуктом конкретных экономических систем?

Карл Маркс, сам добропорядочный муж и отец, не слишком беспокоился по этому поводу. Единственный авторитетный ответ на эти вопросы содержался в нескольких предложениях в поздней работе Фридриха Энгельса. В своей книге «Происхождение семьи», опубликованной в возрасте 64 лет, Энгельс провозгласил себя ярым приверженцем моногамии, смело заявив: «Поскольку половая любовь по своей природе исключительна — хотя эта исключительность сегодня полностью реализуется только у женщин, — то брак, основанный на половой любви, по своей природе моногамен». Энгельс был убежден, что в социалистическом государстве будущего мужчины тоже очень скоро станут моногамными. «Если теперь экономические соображения, которые заставляют женщин терпеть эту привычную неверность мужчин — беспокойство за свое собственное существование и ещё больше за будущее своих детей — если они исчезнут, то весь опыт показывает, что последствия равенства, достигнутого таким образом женщинами, будут гораздо больше способствовать тому, чтобы мужчины действительно стали моногамными, чем женщины — полиандрами».