Константи Зельин - Борьба политических группировок в Аттике в VI веке до н. э.

Согласно Аристотелю, определяющим для понятия «гражданин», как уже было сказано, является право на участие в суде, магистратурах, народном собрании. Соответственно с этим и в начале «Афинской политии» мы находим следующее объяснение: народ был недоволен тем, что ему не приходилось, так сказать, ни в чем участвовать (Αθ. π., 2, 3). Отражением этических и политических воззрений автора оказываются и его рассуждения о личности Солона [109] Αθ. π., 5,3; 6,3; ср. Pol., IV, 10, 1296а. , а также вывод о наиболее демократических элементах политии Солона (Αθ. π., 9, 1–2).

В этом же свете мы должны рассматривать и характеристику партий (Αθ. π., 13). Междоусобную борьбу (στάσις) Аристотель относит ко времени, предшествовавшему реформам Солона [110] Αθ. π., 2,1; 5,1; ср. начало 13,1. . Из последующего изложения можно заключить, что различие между двумя «междоусобиями» Аристотель видит в том, что до Солона борьба шла в связи с общим положением в государстве: демос находился в полном порабощении, государственный строй был целиком в интересах знатных. Солону и поручили реформу всего государственного строя (Αθ. π., 5,2; стр. 11, 1). После его отъезда борьба сосредоточилась на соперничестве из-за должностей архонтов: ср. известия об άναργία, о попытке Дамасия, решении «из-за этого междоусобия» (Αθ. π., 13,1–2) распределить архонтат между эвпатридами, демиургами и агройками и в особенности вывод Аристотеля: φαίνονται γάρ αίει στασιάζοντες περί ταύτης της άρ/ής (Αθ. π., 13, 1, 2). Автор констатирует наличие постоянных раздоров и раскрывает разнообразные мотивы, поддерживавшие их (Αθ. π., 13, 3 и 4). Непосредственно затем следует рассказ о трех партиях (στάσεις). Но причины борьбы между ними не совпадают с мотивами, которые были только что указаны автором, а поэтому общая картина остается смутной.

«Этих партий (στάσεις), — пишет Аристотель, — было три: одна — паралиев с Мегаклом, сыном Алкмеона, во главе, которые преимущественно добивались среднего образа правления; другая — педиаков, которые стремились к олигархии, ими предводительствовал Ликург; третья — диакриев, во главе которой стоял Писистрат, казавшийся величайшим приверженцем демократии». И автор прибавляет, что все эти партии имели прозвания по тем местам, где их сторонники обрабатывали землю (Αθ. π., 13,5).

В известном труде В. П. Бузескула об «Афинской политии» Аристотеля [111] В. П. Бузескул. Афинская полития Аристотеля как источник для истории государственного строя Афин до конца V в. мы находим лишь немногие замечания, относящиеся к этому сообщению, справедливые, но отличающиеся слишком общим характером, как, например, о том, что «борьба шла, по всей вероятности, между знатными и незнатными» (стр. 357) или (на основании приведенных выше слов) что «все три партии… состояли из лиц, занимавшихся земледелием» (стр. 360). Виламовиц-Меллендорф в своей двухтомной работе, посвященной «Афинской политии» [112] U. Wilamowitz — Moellendorff. Aristoteles u. Athen, Bd. I–II. Berlin, 1893. , вовсе не разбирает 13-ю главу. Нам представляется, однако, известие Аристотеля настолько интересным, что оно заслуживает более подробного рассмотрения.

Прежде всего отметим, что по характеру изложения 13-я глава, так же как и 14-я, примыкает к предшествующим и заметно отличается от последующих глав (15–41) первой части «Афинской политии». Существенная черта первых 14 глав — наличие в них ссылок, предположений, подкрепляемых теми или иными соображениями, оговорок относительно господствующих мнений и пр., тогда как в последующих главах Аристотель излагает факты но истории афинского государственного строя, как правило, уже не пускаясь в экскурсы относительно «доказательств» или суждений других историков и политиков.

Конечно, и в дальнейшем сказываются особенности источников, использованных автором, и влияние его политических воззрений, встречаются также рассказы анекдотического характера, но ссылки на то, что «некоторые думают», доказательства (σημεία) тех или иных предположений, свидетельства (μαρτύρια) и т. п. уже почти отсутствуют, хотя истолкование событий, разумеется, продолжает носить субъективный характер.

Уже первые исследователи «Афинской политии» обратили внимание на этот особый характер ее первых глав. А. Бауэр [113] A. Bauer. Literarische und historische Forschungen zu Aristoteles’ Αθηναίων πολιτεία. München, 1891. , например, сближал исторический метод Аристотеля в этих главах при установлении им основных моментов развития древнейшего государственного строя Афин с методом Фукидида, σημεία «Афинской политии» с τεκμήρια «Истории Пелопоннесской войны». Нам все же кажется, что Бауэр, увлеченный своей идеей о духовном сродстве Фукидида и Аристотеля, противопоставляемого им не без некоторого основания, как увидим, риторической школе в историографии IV в., сильно преувеличил это сходство, а главное, недостаточно учитывал специфические черты в изложении Аристотеля. Эта специфика объясняется не только наличием у автора «Афинской политии» исследовательских установок, сходных с установками Фукидида (так полагал Бауэр). Дело обстоит сложнее. Нам и придется для выяснения этого вопроса перейти из сферы государственно-правовых понятий в область риторики, логики, в частности теории научного доказательства. Тогда станут яснее сходство и различие как между Фукидидом и Аристотелем, так и между последним и представителями риторического направления в греческой историографии.

В начале своей «Риторики» Аристотель замечает, что составители руководств по риторике мало сделали для анализа ее элементов, что они ничего не говорят о доказательствах, требующих специального уменья, но занимаются по большей части тем, что к делу не относится: душевными переживаниями, каковы, например, подозрение, жалость, гнев и т. д. Между тем задача спорящей стороны заключается лишь в том, чтобы показать: «было или не было, совершилось или нет» [114] Rhet., Л, 1, 1354а, 26–28. . Дело риторики — открыть умозрительным путем (θεωρησαι) то, что в каждом случае способно убедить [115] Rhet., А, 2, 1355b, 25–26. .

Далее Аристотель устанавливает чрезвычайно существенное различие между доказательствами безыскусственными и требующими специальных навыков [116] Там же, 35 сл. . К первым принадлежат те, которые даны не нами, как, например, свидетельства (μαρτύρια), показания под пыткой (βάσανοι), дог. оворы (συγγραφαί) и т. д., ко вторым — создаваемые нами. Первыми необходимо пользоваться, вторые — изобрести (εύρεΐν) [117] Там же, 39. .

Отсюда видно, что при историческом изучении то, что мы понимаем под источниками, входит в первую категорию (πίστεις άτεχνοι), т. е. является «свидетельством», — договоры, законы, предания, обычаи, литературные произведения. Но не всегда в нашем распоряжении имеются такого рода свидетельства, в других случаях приходится исходить из менее надежных наблюдении, предположений, признаков и пр. «Риторика» и отчасти «Аналитики» и указывают путь, каким можно при этом прийти к тем или иным выводам. Это — путь риторического силлогизма (энтимемы) [118] Anal., 2, 27. . Энтимемы разделяются на четыре категории: παράδειγμα, σημειον, εικός, τεκμήριον. И далее Аристотель излагает сложную систему, с помощью которой можно «открыть» все то, что в данном случае позволяет «убедить».