Константи Зельин - Борьба политических группировок в Аттике в VI веке до н. э.

Помимо продажи широко практиковался и другой способ передачи имущества в другие руки, а именно залог для обеспечения долга (это называлось balai ). Кредитор ссужал сумму, не превышавшую половины стоимости участка, отдаваемого под обеспечение. Долг в случае неуплаты его переходил и на наследников должника [490] Cp. H.A. Junod. The Life of a South African Tribe, v. I. London, 1927, стр. 437, где говорится, что, следуя своим представлениям о коллективизме, банту считают родственников (должника), ответственными за долги его родии. .

Использование кредитором земли и служило процентами по займу. При залоге не требовалось совершения церемонии ибуи; нужно было, чтобы сделку засвидетельствовал особый агент по такого рода соглашениям ( monbaga ).

В позднейшей своей работе [491] R. F. Barton. The Kalingas. Their Institutions and Custom Law. Chicago, 1949, стр. 120. о населении Калинга на о-ве Лусон Бартон снова затрагивает вопрос о перенесении права владения полем как обеспечения долга и пользовании этим нолем в качестве компенсации процентов. Это является, по его мнению, самой древней формой залога. Отсюда видно, что даже при определяющей роли во владельческих отношениях кровнородственной группы возможны были и продажа, и залог недвижимости. Следует также отметить, что и заем, и залог земли как обеспечение долга получили уже на этой ступени развития широкое применение [492] Давно известны как суровость древнего долгового права, так и неутомимое стремление людей и на этой ступени развития к неукоснительному взысканию даже мелких долгов. См. H. S. Mainc. Ancient Law. London, 1880, стр. 321; H. Junod. Указ. соч., 1, стр. 338: о нравах обитателей Южной Африки (банту), которые готовы странствовать неделями, чтобы возвратить себе какую-нибудь жалкую голову скота ( a miserable head of cattle ), отданную в долг. .

Это вовсе не значит, что обязательства, относящиеся к передаче земли, в этот ранний период облекаются в форму письменного договора или даже вообще носят характер соглашения. Первоначально передача земли во временное или постоянное пользование бывала чаще результатом не договора, добровольного соглашения, а применения силы со стороны кредитора, результатом внеэкономического принуждения, выражением оккупации, кулачного права. При слабости государственной власти ее представители едва ли часто вмешивались в отношения между кредитором и должником. При господстве права сильного и слабости еще не вполне оформившегося государства трудно ожидать, чтобы кредитор не посягнул на собственность должника, так же как и на его личность [493] Даже Хэммонд с его убеждением в устойчивости старинных связей и отношений допускает, что в Аттике существовала категория земли, которую можно было отчуждать (N. Hammond. Land Tenure…, стр. 86). .

Поэтому при решении вопроса о том, каким образом долговые обязательства могли распространяться не только на личность должника, но и па его землю, необходимо учитывать два момента: 1) разнообразие форм реализации того или иного юридического принципа и 2) фактическое нарушение, обход права, который в эту беспокойную эпоху не мог свестись лишь к какому-нибудь одному приему (например к практике продажи земли, в принципе неотчуждаемой, как думают Вудхауз и Льюис) [494] N. Lewis. Solon’s Agrarian Legislation. — AJPh, LXII, 2, April, 1941. . Значение имеет вопрос не только о существовании того или иного юридического принципа, но и о реальных отношениях, о том, как они складывались, каковы были формы владения землей, при наличии неотчуждаемости земли и даже несмотря на ее неотчуждаемость.

Пример отношений на о-ве Лусон был приведен из с той целью, чтобы показать сходные явления или отношения. Он свидетельствует, что неотчуждаемость земли еще вовсе не исключает прав на недвижимость, и в частности залога земли.

Общие условия развития в древней Аттике и приводили к тому, что оба отмеченных выше момента приобрели решающее значение в области земельных отношений.

К Аттике в эту переходную эпоху ее истории вполне приложимо то, что сформулировал в свое время М. М. Ковалевский, изучая право осетин: в такие переходные эпохи договорное право «необходимо должно было отразить на себе следы как первоначальной общности имущества, так и развивающейся только обособленности их, должно одновременно отрицать и утверждать свободу имущественных сделок в применении к разным только видам свободы» [495] М. Ковалевский. Современный обычай и древний закон, т. I, стр. 158. .

Мы не можем исходить лишь из абстрактного принципа неотчуждаемости земли и логическим путем делать из него соответствующие юридические выводы. Именно такие выводы представляют собою как следствия из принципа неотчуждаемости земли у Вудхауза и его последователей, так и одно из возражений Принсхайма Файну: если земля остается в собственности семьи, то каким же образом кредитор мог основывать свое право (на эту землю)? [496] F. Pringsheim. Gesammelte Abhandlungen, Bd. II. Heidelberg, 1961, стр. 343 (из рецензии на книгу Файна). . Но, как сказал однажды И. Эренбург, «история никогда не посещала класс логики». Социальные отношения, особенно в переходные эпохи, развиваются далеко не так логично, как мы иногда думаем, многое противоречиво, мышление движется разными путями. Все, с одной стороны, сложнее, запутаннее, чем мы предполагаем, и в то же время примитивнее. Было бы неправильно не только выводить интересующие нас отношения из одного какого-либо института, но и объяснять их действием одного какого-либо фактора.

Вопрос о гектеморах как у Вудхауза, так и у его последователей (Лотце, Файн, Льюис) решается (и это, конечно, так и следует делать) в связи с их общим представлением об экономике Афин в конце VII в. до н. э. Они предполагают, что распространение монеты и расширение торговли оказали решающее действие на сельскохозяйственные цены и способствовали разорению независимого мелкого землевладельца. Новые культуры, ставшие единственно доходными, — посадки маслин и разведение виноградников, — требовали «капитала», и освоение их было не под силу крестьянину. Перед читателем рисуется картина действия чисто социально-экономических факторов: аристократы, жаждущие вложить свой «праздный капитал» в сельское хозяйство с целью производства вина и оливкового масла для экспорта, мелкие фермеры, которые не имеют капитала и потому попадают в кабалу к крупным землевладельцам, ведущим хозяйство на широкую ногу, и которые образуют класс «наследственных вилланов» (Вудхауз) [497] W. Woodhouse. Указ. соч., стр. 145 сл. . Задача для капиталистов, жадно стремившихся к приобретению земли, согласно господствующим взглядам, заключалась только в том, чтобы «обойти» существовавшее тогда право — неотчуждаемость земли.

Мы не хотим при рассмотрении такого объяснения лишь указать на неправильное словоупотребление: категория «капитал» мало подходит к неразвитой в экономическом отношении Аттике, в которой еще существовала, согласно взглядам этих же авторов, коллективная собственность на землю. Важнее другое: стремление при такого рода концепции объяснить кризис аттического мелкого фермерства чисто экономическими факторами, оставляя совершенно в стороне действие внеэкономических. Трудно предполагать, чтобы разрушительное действие «капитала» могло охватить так широко и глубоко всю страну уже в этот ранний период. Притом если так крепко держался один из устоев прежней жизни (неотчуждаемость земли, сохранявшаяся еще в течение двух веков), то необходимо допустить, что и в других отношениях многое удерживалось от старины, что, в частности, господство сильной аристократии, о котором говорят некрополи VIII–VI вв. [498] См. K. Kühler. Указ. соч., VI, 1. , не могло не оказывать непосредственного влияния на положение мелкого землевладельца.