Алексей Валеров - Новгород и Псков: Очерки политической истории Северо-Западной Руси XI–XIV веков

Некоторые из приведенных выше сообщений (под 1113, 1116 гг.) вошли в тексты псковских летописей, составители которых в свою очередь черпали материал для изложения и из памятников новгородско-софийского происхождения [355]. Особый интерес в данном случае представляет Псковская Вторая летопись, в которой в записи о походе 1116 г. добавлено, что войско Мстислава, направлявшегося к Медвежьей Голове, состояло не только из новгородцев, но и псковичей [356]. А.Н. Насонов полагал, что Псковская Вторая летопись, в отличие от Псковских Первой и Третьей, использовала помимо известий, восходящих к «Софийскому Временнику», также сведения общерусского источника [357]. Это было подмечено еще А.А. Шахматовым [358] и В.С. Иконниковым, хотя последним в отношении псковских летописей в целом. В.С. Иконников писал о том, что известия, помещенные под 1138, 1230, 1240 гг. в псковской летописи «принадлежали части Киевской летописи, до нас не дошедшей», а сообщения 1138 г. «сходны с помещенными в южнорусском своде», отразившемся в Ипатьевской летописи [359]. Отметим любопытный факт: псковичи как участники похода 1116 г. названы в той же Ипатьевской летописи [360]. Это дает основание предполагать, что из какого-то общерусского свода, отразившего южнорусское летописание, а значит, вполне возможно, и «Повесть временных лет» в третьей редакции, близкой к Ипатьевской, известие об участии жителей Пскова в походе Мстислава на чудь в 1116 г. было включено в Псковскую Вторую летопись, но не попало в Псковские Первую и Третью. Возможно, таким сводом была сама Ипатьевская летопись, которая, как показал А.А. Шахматов, переписывалась в Пскове в первой половине XV в. [361], то есть незадолго до того, как была создана Псковская Вторая летопись [362].

Краткий источниковедческий анализ известий о событиях в северо-западном регионе Руси в первой трети XII в., запечатленных на страницах новгородско-софийского и псковского летописания, обнаруживает достаточно интересную деталь. Те летописи, которые включили в себя текст «Софийского временника» (Новгородская Четвертая летопись, Новгородская Первая летопись младшего извода, Софийская Первая летопись) либо напрямую использовали собственно владычные записи за XII столетие (Новгородская Первая летопись старшего извода), рисуют картину так, что в походах на прибалтийско-финские племена участвовали исключительно новгородцы. Другие же летописи (а именно Псковская Вторая), где помимо новгородских источников использовались и общерусские, то есть не подвергшиеся правке новгородского редактора, сохранили память о том, что в военных мероприятиях Мстислава и Всеволода принимали участие и псковичи. Отсюда делаем вполне соответствующее летописным реалиям предположение: первоначально в записях 1113, 1116, 1123, 1130, 1133 гг., сделанных составителем свода Всеволода начала XII в., наряду с новгородцами упоминались и псковичи, однако затем сведения о последних были исключены в результате редакторских изменений, внесенных в новгородский свод (как это будет подробнее объяснено ниже) после известных событий 1136–1137 гг.

Косвенным доказательством в пользу последнего вывода может служить содержание статьи под 1060 г., имеющейся в текстах летописей Новгородской Первой младшего извода, Новгородской Четвертой, Софийской Первой и Псковской Третьей, но отсутствующей в Новгородской Первой старшего извода. Указанные летописи повествуют, что после похода Изяслава на сосол последние «на весну же, пришедше, повоеваша» Юрьев, его окрестности и «Плескова доидоша воююще» [363]. Против сосол выступило объединенное войско новгородцев и псковичей, в итоге нанесшее им поражение [364].

На первый взгляд, может показаться странным, что подобного сообщения не оказалось в Новгородской Первой летописи старшего извода, но оно присутствует в более поздних Новгородской Первой младшего извода и Новгородско-Софийских летописях. Тем не менее этому есть объяснение, вытекающее из тех фактов, которые были установлены А.А. Гиппиусом в одной из последних работ, посвященных новгородскому летописанию, а именно: целый блок погодных записей за 6553–6582 (1045–1074) гг. был изъят из новгородской владычной летописи середины XII в. составителем свода конца 60-х гг. XII в. и заменен текстом, совместившим новгородские записи, продолжившие Новгородский свод середины XI в., и дефектный список «Повести временных лет»; отредактированная часть вошла в состав официального летописания Софийской кафедры, послужившего источником для составления Новгородской Первой летописи младшего извода, [365] а впоследствии Новгородско-Софийского свода XV в. Таким образом, известие 1060 г., укладывающееся в рамки 1045–1074 гг., читается в Новгородской Первой летописи младшего извода, в Новгородской Четвертой и Софийской Первой летописях, но не читается в Новгородской Первой старшего извода, отразившей владычную летопись до редакторских изменений конца 1160-х гг. Раздел, охватывающий период 1045–1074 гг., в Новгородской Первой старшего извода передает первоначальный текст свода Всеволода, то есть является более поздним по происхождению [366], а синхронные сообщения Новгородской Первой младшего извода, Новгородской Четвертой и Софийской Первой, в том числе и за 1060 г., представляют летописную традицию XI в., что делает их предпочтительнее в своей исторической достоверности [367].

Если данные выводы верны, то возникает вопрос: почему в тех же Новгородской Первой летописи младшего извода, Новгородской Четвертой и Софийской Первой летописях в записях о событиях первой трети XII в., связанных с походами Мстислава и Всеволода на соседние Новгороду прибалтийско-финские племена, как уже отмечалось выше, новгородские редакторы убрали упоминание о псковичах, а в статье 1060 г., сообщающей о столкновении с сосолами, говорится о совместном выступлении псковичей и новгородцев? Думается, что это можно объяснить политическими соображениями новгородского правщика. Из сравнения содержания известий 1060 г. и за первую треть XII в. видно, что рассказы о походах Мстислава и Всеволода, в которых псковичи уже не упоминаются сохраняют повествовательную логику, поэтому новгородский редактор пошел на сознательное искажение имевшегося у него в наличии летописного текста. А вот в отношении известия 1060 г., в случае внесения в него изменений, замалчивавших сообщение о Пскове и псковичах, терялся бы тот аспект его содержания, который отражал всю действенность и решающую роль помощи, оказанной новгородцами соседнему городу. Желая всячески подчеркнуть влиятельность новгородской стороны в событиях 1060 г., редактор владычной летописи оставил статью, помещенную под этим годом, без изменений.

Итак, как видим из всего сказанного в отношении летописных данных о походах новгородских князей во второй половине XI — первой трети XII в. в земли, населенные прибалтийско-финскими племенами, вероятно, что в этих военных мероприятиях наряду с новгородцами принимали участие и псковичи. Псковская земля, располагавшаяся юго-западнее Новгородской, имела своими западными соседями чудь и сосол (саккала) [368]. Из шести рассмотренных нами походов пять были совершены именно против них. Выступая на чудь или сосол, а тем более направляясь к Медвежьей Голове и Юрьеву, новгородцы должны были обогнуть Псковское и Чудское озера с юга, то есть пройти через собственно псковские территории. Естественно, что к новгородскому войску присоединялись и отряды псковичей, для которых было выгодно принять участие в покорении своих западных соседей, что позволяло обеспечивать на определенный промежуток времени безопасность западных границ.