Алексей Валеров - Новгород и Псков: Очерки политической истории Северо-Западной Руси XI–XIV веков

Военные приготовления новгородского князя трактовались как направленные против Пскова и в самом Новгороде; новгородцы на вече говорили: «князь насъ зоветь на Ригу, а хотя ити на Пльсковъ» [599]. Об этом же заявляли повторно псковичи через своего посла Гречина: «или есте на нас удумали, тъ мы противу васъ съ святою богородицею и съ поклономъ; то вы луче насъ исечите, а жены и дети поемлете собе, а не луче погании» [600].

Таким образом, разрыв между Новгородом и Псковом, согласно первой точке зрения, нашедшей отражение в Новгородской Первой летописи старшего извода, был обусловлен изначально враждебной по отношению к псковичам политикой Ярослава Всеволодовича.

Оставим пока в стороне возможное истолкование такой позиции новгородского князя и вновь обратимся к тексту Новгородской Первой летописи старшего извода. Вторая версия, которая узнается в статье новгородского летописца, передает суть конфликта не отстраненно, а как бы через речи самого Ярослава. Возвратившийся из неудачной поездки к Пскову, князь объяснял новгородцам на вече: «не мыслилъ есмь до пльсковичь груба ничегоже; нъ везлъ былъ въ коробьяхъ дары: паволокы и овощь, а они мя обьщьствовали» [601]. После этого, посылая во Псков Мишу, Ярослав обращался к псковичам через посла: «зла до васъ есмь не мыслилъ никотораго же; а техъ ми выдаите, кто мя обадилъ къ вамъ» [602].

Судя по словам Ярослава Всеволодовича, он не замышлял ничего плохого против Пскова и псковичей, но был оклеветан своими недоброжелателями. В связи с этим логично рассмотреть, какая же из двух определяемых в Новгородской Первой летописи старшего извода версий причины конфликта 1228 г. между Псковом и князем Ярославом соответствовала действительности.

Прежде всего выясним, насколько обоснованными были обвинения в адрес Ярослава со стороны псковичей в покушении на суверенитет Пскова. Обращает на себя внимание фраза летописца о том, что о желании новгородского князя арестовать вятших псковских мужей «промъкла бо ся весть бяше си въ Пльскове» [603], то есть до псковичей лишь дошли сведения о подобных намерениях Ярослава, но полной уверенности в этом у них не было. Недаром, отказываясь от участия в походе на Ригу, псковичи мотивировали свою позицию в первую очередь не враждебным отношением к Ярославу, а тем, что присутствие жителей Пскова в составе войска новгородского князя до этого не всегда было оправданно с точки зрения участия псковичей в разделе военной добычи; лишь в конце речи псковского посла Гречина обнаруживается неприязнь к Ярославу со стороны граждан Пскова, однако это заявление сопровождается оговоркой: «или есте на нас удумали», то есть вновь мы видим неуверенность псковской общины в том, что посягательства Ярослава и Новгорода на независимость Псковской земли имели место на самом деле.

Данные обстоятельства не принимались в расчет отечественными исследователями, касавшимися событий 1228 г. Как дореволюционные авторы (Н.М. Карамзин, С.М. Соловьев, Н.И. Костомаров, И.Д. Беляев, А.И. Никитский) [604], так и советские и современные историки (Ю.Г. Алексеев, И.Я. Фроянов и А.Ю. Дворниченко, В.Л. Янин) [605], в основном ограничиваясь пересказом летописного текста, в целом соглашались с версией псковичей (по Новгородской Первой летописи старшего извода) о том, что причина Новгородско-Псковского конфликта 1228 г. заключалась именно в стремлении Ярослава Всеволодовича ограничить псковскую политическую самостоятельность.

Возникает вопрос: а не был ли Ярослав искренен, когда говорил, что не замышлял ничего плохого против Пскова и что его «обьщьствовали», «обадили», оболгали? Может быть, князь и вправду «везлъ есмь былъ въ коробьяхъ дары: паволокы и овощь»? Последнее вполне вероятно, если мы вспомним, в каких условиях случилось столкновение Новгорода и Пскова в 1228 г. Двадцатые годы XIII в. были отмечены целой серией засух, неурожаев, вызывавших голод как во Владимиро-Суздальской, так и Новгородской земле, поскольку Новгород «зависел от привозного, низовского хлеба» [606]. Исследователями установлено, что недостаток продовольствия сказывался и в период 1227–1230 гг., о чем свидетельствует запись Новгородской Первой летописи старшего извода под 1228 г. об увеличении цен на продукты на новгородских рынках и о том, что «и тако ста по 3 лета» [607].

Вполне правдоподобно, что в 1228 г. голод охватил также и Псковскую волость [608]. Возможно, Ярослав и представители новгородской администрации (посадник и тысяцкий) действительно везли в Псков продукты («овощ»), чтобы помочь псковичам, страдающим от отсутствия продовольствия. Кстати, подобную мысль допускали и И.Я. Фроянов и А.Ю. Дворниченко, хотя и в качестве лишь оговорки [609]. Если же мы действительно поверим Ярославу, утверждавшему, что он не собирался «ковать» вятших мужей Пскова, то значит, князь мог быть кем-то оклеветан. Кто же был тайным врагом Ярослава?

По всей видимости, ситуация может проясниться, если мы вспомним, что в самом Новгороде в это время происходили внутриобщинные столкновения, осложненные народными социальными волнениями на почве возрождения язычества, вызванными обстановкой голодных лет. И.Я. Фроянов справедливо отмечал, что в событиях 1227–1230 гг. в Новгородской земле «определенную роль… играла политическая борьба правящих группировок за власть и материальные выгоды, сопряженные с этой властью» [610]. В ходе этой борьбы осенью 1228 г. новгородцы «поидоша съ веца въ оружии на тысячьского Вяцеслава, и розграбиша дворъ его и брата его Богуслава и Андреичевъ, владычня стольника, и Давыдковъ Софиискаго, и Судимировъ; а на Душильця, на Липьньскаго старосту, тамо послаша грабить, а самого хотеша повесити, нъ ускоци къ Ярославу; а жену его яша…» [611]. Вскоре «отяша тысячьское у Вячеслава и даша Борису Негочевичю» [612]. Весной же 1229 г. «отяша посадничьство у Иванка у Дъмитровиця и даша Вънезду Водовику» [613].

Итак, в конце 1228 — начале 1229 года посадник Иванка, тысяцкий Вячеслав и их сторонники потерпели поражение в политической борьбе, которая началась еще задолго до осени 1228 г. Связь Иванка и Вячеслава с князем Ярославом Всеволодовичем, ушедшим в Переяславль, очевидна. Недаром многие историки говорили о соперничестве в Новгороде конца 20-х гг. XIII в. «суздальской» и «антисуздальской» партий [614].

Учитывая вышеизложенное, можно с достаточной уверенностью говорить о том, что в условиях неурожаев и голода, обострения социальной борьбы противники посадника Иванка, тысяцкого Вячеслава и князя Ярослава Всеволодовича, воспользовавшись ситуацией, повели с ними скрытую, а затем и явную борьбу. Можно полагать, что Ярослав был оклеветан перед псковичами именно сторонниками Внезда Водовика и Бориса Негочевича. Значит, есть все основания считать непосредственной связь Новгородско-Псковского конфликта 1228 г. с внутриполитической борьбой в Новгороде в это же время. Если на самом деле Ярослав ничего на замышлял против Пскова, то нет никаких фактов, которые свидетельствовали бы в пользу мнения о том, что Новгород в 1228 г. попытался лишить Псков его суверенитета. Примечательно, что тот же Внезд Водовик чуть позже искал поддержки уже не во Пскове, а в Торжке, в результате чего новгородцы совершили поход против новоторжцев [615]. Политический мотив отъезда Внезда Водовика в Торжок с целью поиска союзников очевиден. В этой связи трудно согласиться с мнением А.В. Петрова, полагающего, что Внезд оказался в Торжке, «чтобы попытаться хоть как-то улучшить продовольственное снабжение волховской столицы» [616]. Объяснение действий новгородского посадника стремлением найти продовольствие кажется малоубедительным (тем более, как уже было отмечено выше, голод в конце 20-х гг. XIII в. охватил не только Новгородскую область, но и Низовскую землю).