Алексей Валеров - Новгород и Псков: Очерки политической истории Северо-Западной Руси XI–XIV веков

Если авторы XIX — начала XX в., как уже отмечалось, при описании событий 1327–1330 гг. компилировали сведения новгородских и псковских летописей, то крупнейший советский ученый В.Т. Пашуто подошел к рассмотрению обстоятельств бегства Александра Тверского в Псков и первых лет его политической деятельности в качестве псковского князя не только как историк, но и как источниковед, использовав в своей работе сравнительно-текстологический метод. Сначала В.Т. Пашуто проанализировал соответствующие известия новгородской летописи, а затем — псковских источников. При этом он пришел к выводу, что «новгородское архиепископское летописание… проникнуто духом православного "правительства", но… считает правомерным соглашение как с русскими, так и с литовскими великими князьями, стараясь, впрочем, не освещать некоторые существенные стороны новгородско-литовских отношений» [975]. Отсюда у В.Т. Пашуто описание деятельности Александра Михайловича, связанного с Литвой, в Пскове по новгородским источникам выглядит довольно нейтрально, и о конфликте между Новгородом и Псковом речи не идет. Совсем иначе видится исследователю идейно-политическая направленность псковского летописания (с чем нельзя не согласиться), которое «пронизано идеей самостоятельности» Пскова, а «антиновгородские (тенденции. — А.В. ) — составляют один из главных мотивов псковских сводов» [976]. В.Т. Пашуто справедливо отмечал, что «эпизод княжения Александра Михайловича тверского в Пскове… также иначе освещен в Псковской летописи» [977]. При этом историк давал взвешенную оценку позиции псковичей, принявших тверского князя и защищавших его до последнего перед лицом Ивана Калиты. Он писал, что «псковская политика характеризуется определенным здравомыслием и ее нельзя оценивать по критериям времен Ивана III» [978].

Подход к изучению новгородско-псковских отношений в конце 20-х гг. XIV в. путем сравнительного анализа летописания двух городских центров северо-западной Руси нашел применение и в работе Л.В. Черепнина. В особенности это становится заметным, когда Л.В. Черепнин разбирает поход Ивана Калиты во главе Новгородско-Псковского войска к Пскову в 1329 г. Исследователь замечал, что «обстоятельства отъезда Александра Михайловича из Пскова различные летописные своды описывают по-разному» [979]. Приведя версии и новгородской и псковской летописей о политических сношениях псковичей с Новгородом и Иваном Даниловичем в 1329 г., Л.В. Черепнин, к сожалению, сделал шаг назад по сравнению с В.Т. Пашуто, посчитав, что «летописные версии… можно… примирить» [980]. И все же историку удалось обратить внимание на тот факт, что псковичи поддерживали Александра Тверского ввиду того, что для них он был «своим» князем, «который помог бы Псковской республике в борьбе за политическую самостоятельность и с Московским княжеством, и с Великим Новгородом» [981].

Методика изучения событий 1327–1330 гг., основанная на сопоставлении новгородской и псковской летописных версий, которую в 50–60-х годах использовали в своих работах Л.В. Черепнин и в еще большей степени В.Т. Пашуто, не получила дальнейшего развития в исследованиях последующих десятилетий. В лучшем случае авторы указывали на то, что псковская редакция содержит более подробный рассказ в сравнении с новгородской, как это делал, например, В.Л. Янин [982].

Отдельного внимания заслуживают текстологические разыскания Г.-Ю. Грабмюллера, сопровождаемые общеисторическим комментарием. Немецкий источниковед в соответствующем разделе своего исследования о псковском летописании, посвященном «политической эмансипации» Пскова от Новгорода «через союз с Литвой», сумел показать, что для статей псковских летописей за первую половину XIV в. характерной чертой их идеологической направленности является пролитовская ориентация. Г.-Ю. Грабмюллер отметил, что наиболее ярко такая позиция проявилась в описании событий 1327 и последующих годов. В работе западного ученого подчеркивается «дружественная, почти восторженная» оценка личности Александра Михайловича Тверского, даваемая в псковском летописании. В целом политика Пскова в конце 20-х гг. XIV в. рассматривается Г.-Ю. Грабмюллером с точки зрения борьбы псковичей за суверенитет своей государственности и в рамках ориентации на союз с Литвой [983].

Как видим, относительно истории новгородско-псковских взаимоотношений в 1327–1330 гг. в историографии сложились представления о наличии предпринимаемых в это время попыток Пскова использовать бегство в город тверского князя в своих интересах. Собственный князь, как считало большинство исследователей, позволил бы Пскову более обоснованно претендовать на отделение от Новгородской земли. Иначе говоря, все приведенные нами мнения ученых (не считая точку зрения В.Л. Янина) исходили из традиционных для историографии суждений о Пскове как о пригороде Новгорода, что, на наш взгляд, не соответствовало действительности. Укажем и на тот недостаток целого ряда работ (за исключением монографий В.Т. Пашуто и в меньшей степени Л.В. Черепнина), который связан с изучением истории новгородско-псковских взаимоотношений конца 20-х гг. XIV в. на основе материалов новгородского и псковского летописания, скомпилированных между собой, без учета политико-идеологической направленности обеих летописных традиций. Полагаем, что высказанных нами в ходе историографического анализа критических замечаний достаточно для того, чтобы не только еще раз обратиться к рассмотрению знаменитого сюжета Новгородско-Псковской истории 1327–1330 гг., но и предложить ряд новых, как кажется, выводов и оценок.

Напряженный характер отношений между Новгородом и Псковом в 1320-е гг. и традиционная внешнеполитическая ориентация двух городов на различные центры — Москву и Вильно — во многом определили различие в позициях новгородского и псковского правительств по отношению к опальному князю Александру Тверскому. Новгород, не желавший разрыва с великокняжеской властью в лице Ивана Калиты и опасавшийся нашествия ордынских карательных войск, по скупому сообщению Новгородской Первой летописи, «не прияша его»; наоборот, в городе оказались московские наместники, а татарским послам было выплачено «2000 серебра». Об Александре Тверском лишь сказано, что он «вбежа въ Пльсковъ» [984]. Псковский источник, в отличие от новгородского, уточняет, что «псковичи прияша его честно, и крестъ ему целоваша, и посадиша его на княжение» [985]. Этим подчеркивалась самостоятельность и независимость Пскова, который без согласия великого князя и тем более без согласия Новгорода принял у себя князем Александра Михайловича. В данном пассаже еще не прослеживается отрицательное отношение к врагам Александра Тверского, но уже обрисована твердость позиции псковичей. Интересно дополнение Псковской Второй летописи о том, что псковская сторона дала беглому князю клятву, «что его не выдати княземь рускымъ» [986]. В последующем описании событий псковское летописание все более приобретает антиновгородский и даже антимосковский характер. Если Новгородская Первая летопись рассказывает о первом посольстве Ивана Калиты и Новгорода в Псков совершенно нейтрально, то Псковские Первая и Третья летописи сообщают об этом с акцентом на том, что «вложи окаяныи врагъ дияволъ въ сердце княземъ рускимъ взыскати князя Александра» [987]. Действия Ивана Даниловича, его подручных князей и выступившего на стороне великокняжеской власти Новгорода осуждаются псковскими летописцами. Враждебные выпады против Калиты, а значит, и против всех его единомышленников, содержатся и в повествовании псковских памятников о втором посольстве в Псков, когда великокняжеское и новгородское войска стояли под Опоками (отметим, что в Новгородской Первой летописи об этом вообще умалчивается). По свидетельству Псковских Первой и Третьей летописей, Иван Калита «намолви митрополита Феогноста», который отлучил псковичей от церкви [988]. Как известно, такой хитроумный ход московского и великого князя оказался действенным — Александр Тверской уехал из Пскова в Литву. Но если Новгородская Первая летопись говорит, что «Пльсковичи выпровадиша князя Олександра от себе» [989], то в Псковской Третьей летописи подробно описывается, как Александр Михайлович обратился к Пскову с речью, в завершение которой просил псковичей: «толико целуите крестъ на княгини моеи, како вамъ не выдати. И Плесковичи целоваше крестъ, и выеха князь Александръ» [990]; таким образом, в псковском источнике отъезд тверского князя представлен как его добровольный акт. В последнем не приходится сомневаться, поскольку в противном случае из Пскова были бы изгнаны и члены его семьи. В описании обстоятельств примирения псковичей с Иваном Калитой также присутствуют смысловые различия между новгородской и псковской летописями. Новгородская Первая летопись сообщает, что посольство из Пскова было направлено «къ князю Ивану и к новгородцемъ», которые и «докончаша миръ» [991]. В Псковских Первой и Третьей летописях в качестве стороны, принимающей послов, выступает лишь Калита, а о новгородцах нет и речи, о мире под Опоками сказано, что он был подписан «по старине, по отчине и по дедине» псковичей [992].