Алексей Валеров - Новгород и Псков: Очерки политической истории Северо-Западной Руси XI–XIV веков

Новгородско-ливонскому сближению явно способствовал и факт появления в Пскове Давыда Городенского. Еще Е.В. Чешихин писал о том, что «ливонские рыцари и эстонские вассалы, встревоженные тем, что псковичи призвали к себе князем непримиримого врага немцев… заключили… с новгородцами союз» [955]. Акцент на интересах Новгорода сделал В.Т. Пашуто, по которому «новгородское боярское правительство расценило проникновение Литвы в Псков как угрозу своей независимости и поспешило заключить союзный договор с Орденом, направленный против литовского князя в Пскове» [956]. Действительно, приезд брата великого литовского князя Гедимина в Псков еще больше усилил негативный эффект, который произвело последовавшее сразу же после этого вынужденное бегство из города Юрия Даниловича. Новгородцы не просто сами встали на защиту недавнего великого князя, но и использовали в своих интересах враждебное отношение к Пскову Ливонского ордена.

Таким образом, нерешительность Юрия Даниловича как военного руководителя во время ливонского набега на Псковщину осенью 1322 г. имела далеко идущие последствия. Псковичи призвали на княжение Давыда Городенское, по приезде которого во Псков 3 февраля 1323 г. Юрий под давлением местной общины уехал в Новгород, а уже 25 февраля новгородско-псковский разрыв оказался неисправимым, так как Новгород подписал союзный договор с Ливонским орденом, войска которого вскоре, сначала в марте, затем в мае 1323 г., вторглись в пределы псковских территорий, а летом осаждали сам Псков.

Конфликт между Псковом и Новгородом в первой половине 1323 г. был вызван не только сиюминутной политической конъюнктурой, но и более глубинными, скрытыми до поры причинами. На это намекает состав участников двух противостоящих друг другу военно-политических союзов, сложившихся на пространстве Восточной Европы. С одной стороны, военный альянс составили Литва, Псков, Рига и, видимо, Тверь, с другой — Ливонский орден, Новгород и, по всей вероятности, Москва.

Тот факт, что Рижское архиепископство и Ливонский орден оказались противниками в 1323 г., не содержит в себе чего-либо удивительного. Между крестоносными государствами Восточной Европы существовало постоянное соперничество. Нередко происходили военные столкновения, причиной которых, как правило, являлись территориальные споры и стремление обогатиться за счет соседа [957]. О ливонско-рижском конфликте 1323 г. совершенно отчетливо свидетельствует новгородско-немецкий договор от 25 февраля того же года.

Тесные связи Пскова с Ригой, причем не только в сфере торговой деятельности, также находят свое обоснование. Почти за столетие до рассматриваемых событий, в 1228 г., между Псковской волостью и Рижским архиепископством уже заключался военно-оборонительный союз, направленный именно против Новгорода. Поэтому сближение двух городов не было беспрецедентным.

Псковско-литовские отношения, начиная с последней трети XIII в., на протяжении последующих десятилетий складывались достаточно дружественно. Летописи за соответствующий период не сообщают о каких-либо конфликтах между Псковом и Литвой. Наоборот, выходцы из литовских князей занимали псковский стол. Таковыми были и знаменитый Довмонт, и Давыд (а если вспомнить события XII в., то это князь Авед). При этом они, как, например, Довмонт, который по прибытии в Псков и после побед над немцами «становится окончательно "своим"…удостаивается похвалы в ряду "князей наших"» [958], воспринимались со стороны псковичей не просто как князья-военачальники, призванные из соседней Литвы, а как русские, пропитавшиеся местными интересами, правители. Вообще, на Руси первой половины XIV в. Литовское княжество расценивалось как часть русских земель. Показательно, что «анализ текстов XIV века… не дает возможности говорить о формировании в литературе этого времени какого-то определенного образа Литвы и литовца, осознаваемого как иноплеменника…» [959]. Нельзя обойти вниманием и такое явление, как свободная (без ограничительных условий) покупка выходцами из Литвы в собственность земли в пределах псковской государственной территории. Так, к 70–80-м гг. XIV в. относится купчая грамота литовского князя Скиргайло на землю и лес по рекам Великой и Мироже [960]. Взаимоотношения Пскова с Литвой, с учетом приведенного материала, скорее определялись не этническим различием, а обстоятельствами политического свойства. Поэтому приезд в 1322 г. в Псков литовского князя Давыда Городенского должно расценивать как свидетельство имевшего место в тот момент литовско-псковского сближения, возможно, оформленного в виде союзного договора, к которому присоединилась Рига. Антиорденский характер этой коалиции очевиден.

Вполне вероятно, что в союзники задействовали еще и Тверь. Тверское княжество не могло в силу своего географического и военно-стратегического положения, а также традиционной политики ориентироваться на Новгород. Наоборот, связи Твери со Псковом были сохранены. Псковско-тверской конфликт 1314 г., конечно, привел к взаимному охлаждению, однако тверская партия во Пскове, находившаяся в начале XIV в. у власти в городе, наверняка продолжала играть значительную роль во внутриобщинной жизни второй половины 10-х — начала 20-х гг. XIV в. Можно предположить, что к 1323 г. Псков и Тверь сумели вновь восстановить партнерские отношения, ибо в противном случае крайне сложно было бы объяснить бегство тверского князя Александра Михайловича в 1327 г. именно в Псков. Общий соперник в лице Новгорода сближал позиции псковичей и тверичей.

Небезосновательным будет выглядеть предположение и о том, что через тот же Псков Тверь вошла в союзнические отношения с Литвой. В этой связи показательно заключение в 1320 г. брака между тверским князем Дмитрием Михайловичем Грозные Очи и дочерью великого литовского князя Марией Гедиминовой. Данный факт можно расценивать и как акт скрепления брачными узами политического договора Литвы с Тверью, что не было новшеством в дипломатической практике русских земель и их князей [961].

Итак, военный альянс Риги, Литвы, Твери и Пскова в 1323 г., даже принимая во внимание некоторую гипотетичность отдельных наших рассуждений, выглядит правдоподобным. В сфере внешней политики этим государственным образованиям удалось найти точки соприкосновения, так как каждое из них по крайней мере в начале 20-х гг. XIV в. имело противника в лице Новгорода и Ливонского ордена. Последний факт в достаточной степени объясняет новгородско-ливонское сближение, на первый взгляд кажущееся невероятным.

Труднее определить, какую именно позицию по отношению ко всей этой борьбе заняла Москва: о московских контактах с какой-либо из сторон ничего не известно. Но думается, что Московское княжество поддерживало если не Орден, то во всяком случае Новгород. Московский князь Юрий Данилович в 1323 г. сидел на новгородском столе, причем произошло его прибытие в Новгород после того, как он был вытеснен из Пскова, к чему был причастен и выходец из Литвы Давыд Городенский. В целом московско-новгородские связи были прочными еще со времени противоборства Москвы и Твери за великое княжение владимирское, начавшегося в 1305 г.