Алексей Валеров - Новгород и Псков: Очерки политической истории Северо-Западной Руси XI–XIV веков

Если суммировать наблюдения исследователей о псковских заимствованиях в Новгородско-Софийском летописании, то мы можем увидеть следующий перечень летописных статей в Новгородской Четвертой и Софийской Первой летописях, возводимых к псковскому источнику: под 1242, 1265, 1266, 1268, 1270, 1271, 1272, 1299, 1323, 1330, 1341, 1342, 1352, 1368, 1406, 1407, 1425, 1437 гг. Записи, начиная с 1474 г., выходят за рамки 1448 г., а именно такая дата — самая поздняя из тех, что предлагаются исследователями для определения времени составления Новгородско-Софийского свода [95].

Представляется, что из указанных выше статей, содержащихся в Новгородской Четвертой и Софийской Первой летописях, не все могут целиком считаться фрагментами древнего псковского источника. Чтобы выявить полноту и степень влияния псковских записей на Новгородско-Софийский материал, необходимо дифференцированно рассмотреть взаимоотношения каждой летописной статьи в рамках сравнительного анализа текстов псковских летописей и летописей Новгородской Четвертой и Софийской Первой.

В Новгородской Четвертой летописи под 6945 (1437) г. после сообщения о приезде из Москвы в Новгород митрополита Исидора рассказывается о том, что «и на зиме поеха митрополитъ во Пьсковъ… и во Пьскове постави имъ архимандрита Геласья и дасть ему соудъ владычнь и вси пошълины владычни» [96].

По сравнению с этой краткой записью псковские летописи дают более полную информацию, причем под 6946 (1438) г.: «Приеха в домъ Святыя и живоначалныя Троица и во град Псковъ митрополит Сидоръ Киевъскии и всеа Р усии, на память святого отца Николы, в рожественное говенце; того же дни литоргию соверши во святеи Троицы; и былъ во Пскове 7 недель; и постави архимарита Галасия во Пскове, и отня суд и печать, и воды, и земли, и оброкъ владычень, и вси пошлины владычня, и дасть ту всю пошлину владычню своему наместнику аръхимариту Галасею, а самъ поеде прочь» [97].

Не трудно заметить, что конструкции и детали псковской и новгородской версий текстуально не совпадают. Единственное, что сближает обе статьи, — упоминание самого факта приезда Исидора во Псков, поставившего здесь Геласия архимандритом и передавшего ему источники дохода и функции, которыми до этого обладал новгородский архиепископ. Однако смысловая близость — это еще не основание считать рассказ Новгородской Четвертой летописи извлечением из псковского источника. События, произошедшие во Пскове зимой 1438 г., серьезно затрагивали интересы Новгорода, а значит, обязательно должны были найти отражение в новгородском летописании. Полагаем, что запись Новгородской Четвертой летописи под 6945 (1437) г. — именно новгородского, а не псковского происхождения.

Таким же образом можно охарактеризовать и статью, рассказывающую о море, помещенную в Новгородской Четвертой летописи под 6932 (1424) г., а в Софийской Первой — под 6933 (1425) г. Софийская Первая летопись повествует, что «тое же осени бысть моръ великъ во Пьскове, и въ Великомъ Новегороде, и въ Торжку, и на Тфери, и на Волоце на Ламьскомъ, и въ Дмитрове и во иныхъ Русьскыхъ градехъ и селехъ» [98]. В Новгородской Четвертой летописи это известие предваряется сообщением о денежной реформе («денге сковаша») во Пскове, а в описании мора сказано, что он поразил население Новгорода, Пскова, Заволочья, Литвы и Ливонии, и добавлено, что «моръ быти в людехъ железою и охракъ кровию» [99].

Псковские летописи дают несколько иные описания. Согласно их чтениям, эпидемия затронула только Новгородскую и Псковскую земли, а Псковская Вторая летопись, в отличие от Псковских Первой и Третьей, вносит еще уточнение, что «мряху от Ильина дни и до Крещениа Господня; и тако преста моръ» [100]. Учитывая, что Псковская Вторая летопись сохранила по сравнению с Псковскими Первой и Третьей чтения, полнее отразившие их общий протограф — свод середины XV в., [101] мы признаем вариант Псковской Второй летописи, содержащий некоторые оригинальные детали, именно тем текстом, который не утратил своего первоначального вида. Подробностей, имеющихся в Псковской Второй, нет ни в Новгородской Четвертой, ни в Софийской Первой летописях. И наоборот, летописи, восходящие к Новгородско-Софийскому своду, упоминают, что мор затронул, кроме Новгорода и Пскова, еще довольно обширную территорию, чего мы не находим ни в одной из псковских летописей. Между тем вряд ли возможно, чтобы и Псковская Вторая летопись, с одной стороны, и Псковские Первая и Третья — с другой, дающие несколько различные тексты в статье 1425 г. (что было связано с двумя разными этапами их редактирования), одновременно сократили рассматриваемую запись. Следовательно, в общем протографе псковских летописей не было упоминания Торжка, Твери, Волока Ламского, Дмитрова, Литвы и Ливонии, то есть Новгородская Четвертая и Софийская Первая летописи, скорее всего, либо использовали другой источник, либо, что более вероятно, отразили запись новгородского происхождения. Тем более известно, что мор был и в самом Новгороде. К этому добавим, что в период с 1423 по 1429 гг. новгородскую архиепископскую кафедру возглавлял Евфимий I Брадатый, при котором неновгородские литературные материалы вряд ли могли быть использованы владычными летописцами. Архиепископ, принявший участие в работе над летописными памятниками, исходя из своих сепаратистских настроений, «возобновил традиционный узконовгородский подход к ведению владычной летописи» [102].

Следующими статьями Новгородской Четвертой и Софийской Первой летописей, которые возводятся исследователями к псковским летописям, являются записи под 6913 (1405) г., 6914 (1406) г. и 6915 (1407) г. Сравнение текстов двух редакций, псковской и новгородско-софийской, определяет их различное происхождение. Это заметно, даже если опустить многочисленные подробности, содержащиеся в псковских летописях и отсутствующие в Новгородской Четвертой и Софийской Первой.

Новгородская Четвертая сообщает, что накануне войны литовцев с псковичами «митрополитъ еха къ Витовтоу» [103]. В псковских летописях данное известие отсутствует. Далее Новгородская Четвертая рассказывает: «и Витовтъ взя войною без вести на мироу Плесковьскои городокъ Коложе, а Плесковьскоую грамоту крестную присла в Новъгородъ, и стоя подъ Вороначемъ 2 дни и отъиде, волости ихъ повоевавъ, а крестьяны посекъ, а ныхъ в полонъ свелъ» [104].

Эти же факты в Псковской Первой летописи (как и в других) изложены по-иному: «Прииде… князь литовъскии Витовтъ, и повоева Псковскую власть и город Коложе взялъ на миру и на крестномъ целовании, а миру не отказавъ, ни крестнова целования не отславъ, ни мирныхъ грамот, а грамоту разметную псковъскую посла к Новугороду, а самъ окаянныи поиде на Псковскую землю, и шедши повоева… Коложскую землю… овых изсече, овых поведе во свою землю, а всего полону взя 11 тысящь мужеи и женъ и малых детеи, опроче сеченых; а под городомъ Вороначем наметаша ратницы мертвых детеи две лодеи…» [105]