Сергей Сорочан - Ромейское царство

В такой правильной войне, следующей системе догм и предписаний, византийское войско было неодолимо, как искусный фехтовальщик, против которого вышел с таким же оружием жалкий профан.

Основой боевого построения ромеев все еще оставалась упорядоченная пехотная так называемая «фаланга», которая теперь строилась квадратом или прямоугольником: на флангах располагались мобильные колонны конницы (в каждой колонне — двенадцать рядов, построенных трапецией, поскольку каждый ряд был длиннее предыдущего на четыре человека). В случае необходимости, например, если атак не удалась, конница могла укрыться внутри такого пехотного построения, а при необходимости в несколько простых приемов перестроиться в атакующие порядки и в свою очередь прикрыт пехоту. «Фаланга» состояла их тяжеловооруженных воинов-оплитов или скутатов , иногда до шестнадцати человек в глубину, а легкая пехота, псилы , лучники-токсоты, сфендониты — пращники, аконтисты — метатели дротиков группировалась вокруг скутатов, на флангах и служили для их поддержки. Особо важную роль в отражении врага и во время атаки играли могучие, внушительного вида менавлаты с толстыми, массивными копьями — менавлами из цельного ствола молодого дубка, кизила или другого твердого дерева. Их древко имело длину около трех метров, а наконечник копья достигал почти полуметра (до 47 см). Подразделения таких сильных, элитных воинов, численностью от ста до трехсот солдат, стояли в первой линии или в интервалах боевых пехотных порядков, прикрывая прочих. Кроме того, войска могли строиться на поле боя в две или три линии, причем последняя линия выполняла роль полевого резерва и прикрытия передовой линии на случай отступления. Центральный кавалерийский отряд, для которого требовалось пятьсот кливанофоров, должен был строиться в виде грозного треугольного клина — 20 всадников в первой шеренге и 64 в последней. Впрочем, в зависимости от обстановки могли быть и другие варианты построения.

Тяжелая пехота, закрывшись большими щитами-скутами (не менее 1,4 метра) и выставив длинные, до шести метров прочные острые копья-контарии, собираемые из двух половин, принимала на себя главный удар противника, и ее задачей было сковать силы врага, чтобы дать возможность бронированным конным полкам-тагмам императорской гвардии — схолам, экскувитам, иканатам («достойным»), а также легкой быстрой кавалерии — прокластам и прокурсаторам совершить маневры обхода, охвата или окружения. Спаянные железной дисциплиной и испытанные в боях колонны железных скутатов и так называемых экдиков («защитников») играли роль живых крепостей, за которыми в случае неудачи могла укрыться конница и псилы. И хотя судьбу сражения зачастую решала стремительная кавалерийская атака бронированных кавалариев с применением разных хитростей, залогом успеха служила стойкость скутатов, являвшихся хребтом армии. Они были олицетворением слепой безжалостной силы, как сама смерть, надевшая стальную личину. Во время строевой и боевой подготовки их учили слаженно двигаться в полном вооружении, строго соблюдать предусмотренные интервалы построения, мгновенно перестраиваться и поворачивать ряды, маневрировать, пропускать сквозь строй конницу и снова смыкаться непреодолимой стеной. К слову, такая согласованность предполагала однородность вооружения и снаряжения воинов. Во многих сражениях X–XI вв. пехота продолжала играть ключевую роль, несмотря на увеличение боевого веса кавалерии.

Тактика была основана на наступательных и оборонительно-наступательных действиях и предусматривала большое число последовательных координированных ударов по врагу. При этом нарушение строя считалось настолько серьезной виной, что от наказания за нее не могли спасти никакие блистательные подвиги и личные воинские заслуги нарушителя. К тому же в ромейской армии продолжала существовать и давняя, оправдавшая себя традиция соединять и сохранять в одном небольшом подразделении — контувернии— воинов-единоплеменников или земляков. Ведь в случае опасности им было присуще чувство сплоченности, единства, взаимовыручки и взаимопомощи, что шло на пользу общему делу. Кроме того, выстроив солдат по контуверниям, можно было мгновенно вычислить лазутчиков, проникших в базовый военный лагерь — апликтон, тоже разбитый по всем правилам военной науки.

Важно подчеркнуть, что это была христианская армия, военная доктрина которой покоилась на все более увеличивавшемся «религиозном заряде», а именно, на идеологической концепции «христолюбивого воинства», согласно которой высшее назначение армии ромеев состояло в том, чтобы ратоборствовать во имя триумфа Православия и защиты своей страны. Поэтому она вдохновлялась религиозным энтузиазмом, истовой верой в помощь Господа и бестелесные силы, святые реликвии. Победа над врагом воспринималась как результат взаимодействия двух составляющих — военного мастерства и Божьей милости. Более того, Божьему промыслу авторы военных трактатов отдавали преимущество, как главной поруке победы. Посты, молитвы, Причастия, в том числе в начале сражения, были обязательны, так что знакомое нам «ура» заменяло громогласное, истовое «Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!», разом произносимое войском по сигналу трубы или иного другого инструмента. Религия становится главной идеей, консолидирующей армейские ряды, где священнослужитель встал рядом с офицером, а хоругвь превратилась в военный символ. Впрочем, как нам уже известно, в полиэтничной византийской армии служили и иноземные контингенты, варанги — варяги , росы и другие «варвары», инородцы-эфники, причем иногда язычники, которым доверяли охрану арьергардов в пустынной местности. Во главе их архонтами оставляли иноземцев, как правило земляков служивших наемников, но высшее командование находилось в руках ромеев.

Так или иначе, борьбе с врагами-иноверцами стремились придать характер непримиримой «священной войны», иногда даже форму Крестовых походов, хотя каноны византийской Церкви все же не позволили принять это положение, столь воодушевлявшее западных крестоносцев и Пап. В любом случае осуществлялось религиозное обеспечение армии.

Особая роль в этих случаях отводилась иконам и молитвам, адресованным Божьей Матери. В войсках молитвенное пение Триагиос (Трисвятое) стало звучать утром и вечером. В «Стратегикон», приписываемый Никифору Фоке, было включено строжайшее требование накануне сражения поститься и совершать коллективные молебны. Каждый воин, закрепив свечу на воткнутом в землю копье или дротике, возносил свои молитвы к Всевышнему, умоляя даровать победу, сохранить жизнь, простить большие и малые прегрешения, ниспослать благополучие родным и близким. Здесь же войсковой священник исповедовал и Причащал всех желающих, окроплял святой водой, посланной василевсом, давал возможность приложиться к святым мощам, которые вместе с крестом обычно несли от Константинополя. Над головами воинов колыхались птихии— дословно «счастливые», приносящие удачу знамена с изображением архангела Михаила. При появлении неприятеля, как предписывалось в «Военных наказах» императора Никифора Фоки, всему войску полагалось «…прочесть неодолимую христианскую молитву: „Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас. Амин“ и затем слаженно, в совершенном порядке начать „…наступать на врага, не производя ни малейшего шума, ни звука“». Такое приближение было страшным, неумолимым и производило соответствующий психологический эффект, который усиливал следующий после этой полной тишины громоподобный боевой клич «Крест побеждает!», с которым бросались в атаку.